Княгиня Голицына и комиссары

Невероятно рельефный эпизод, очевидно, не понятый до конца, самим Толстым, его участником и рассказчиком.

"Дня через два, вернувшись по обыкновению за полночь, я увидел в коридоре средних лет португальца, служившего у Голицыной по хозяйству. Прежде молчаливый и почтительный, он на этот раз резко и без всяких манер велел мне идти ночевать не в мою бархатную светелку, а в чулан под лестницей, куда были уже перетащены все мои книги и где на простецкий топчан был брошен какой-то комковатый тюфяк.

На вопрос, что все это значит, португалец ответил, что так распорядилась мадам и что завтра с утра моего духу не должно было остаться в этом доме.

(...)

— И где вы теперь устроились? — хитро и грассируя спросила меня Шаховская через неделю.

Я рассказал про собаку Эткинда и про то, как странно все получилось.

— Ничего странного. — Зинаида Алексеевна посмотрела на меня отечески.

— Вы просто дурак. Вы же рассказали ей антисемитский анекдот про каких-то там комиссаров.

— Я? Антисемитский?! Начнем с того, что я этого совершенно не помню, мы говорили обо всем на свете. А потом — не дико ли, что княгиня Голицына так болезненно реагирует на всем известную еврейскую хохму?

— Да ведь она еврейка.

— Кто еврейка? Княгиня Голицына?

— Ну да. Я же вам сто раз говорила: надо слушать мои объяснения. Она — княгиня. А княгиня — это жена князя, а не урожденная. Вот я — урожденная княжна Шаховская, потому что мой отец князь Шаховской. А по мужу я — княгиня Малевская-Малевич. А вы, как все советские люди, — серый и невнимательный. Ужинать будете?"

Полностью - здесь: Иван Толстой. Как я был антисемитом

*

Здесь необычайно отчётливо проявляется то обстоятельство, которое до сих пор не понято наивными русскими, принимающими жидов за "своих". И приняв крещение, и достигнув положения в обществе, и даже став титулованными особами, вступив в теснейший круг аристократии, жиды ни на миг не забывают о своём происхождении; и даже будучи ограбленными своими соплеменниками (комиссарами), они крайне болезненно, до потери лица, реагируют на невиннейшие шпильки, затрагивающие их жидовство, словно бы это личное им оскорбление.