Оригинал взят у slawademinв Упущенный шанс освободиться от власти людоедов
Размышления над фильмом «Людоед»
Можно ли рускому человеку называть отечественным тот кинематограф, который создан в угоду оккупационному режиму?! У руского меньшинства (недобитков) давным-давно нет своего отечества, а значит и своего кино. Есть «отечественное» совецкое и постсовецкое кино, но только не руское, которое так и не успело развиться, едва появившись на свет вначале ХХ столетия. Ведь первые скромные дореволюционные опыты синематографа этого «великого немого», конечно нельзя назвать национальным кинематографом в полном смысле этого слова. Этими опытами, к сожалению, воспользовались лишь наши враги «красные дьяволята» из большевицкого агитпрома, которые усовершенствовали данный вид творчества аж до мiрового признания. Я имею в виду некоторые совецкие фильмы, отмеченные на международных кинофестивалях разных лет. Надо сказать, что совецкие кинематографисты, беззаветно преданные кремляди и наученные главным врагом руского народа Лениным, который называл кино «важнейшим из всех искусств», достигли успехов на этом поприще, создав своё собственное «отечественное» кино, с помощью которого они умело воспитывали (оболванивали) зрительские массы, приучая их любить своё новое отечество – Совдепию.
Впрочем, и в совецком кинематографе время от времени чудесным образом появлялись кое-какие антисовецкие ростки, причём не только руские, но и грузинские, украинские, латышские или иного происхождения, которые обычно губились прямо на корню партийными церберами и бдительными чекистами. Тех или иных авторов, замеченных в нелояльности к Кремлю и его оккупационному режиму, преследовали или в лучшем случае подвергали остракизму, тогда как участь их кинопроизведений была всегда одна и та же, их запрещали и прятали под замок госхрана. Красные оккупанты всегда боялись того, что «важнейшее из искусств» может внести сумятицу в головы послушных совецких рабов, или того хуже привести их к бунту. Кстати, этот аспект учитывался большевиками, поэтому всякий раз, когда они обновляли своё тюремное отечество, например, во времена хрущёвской оттепели и горбачёвской перестройки, в совецком кино находились люди на длинном поводке, которым дозволялось осуждать и высмеивать «отдельные недостатки» режима. Им могли разрешить всё что угодно, кроме одного – называть вещи своими именами, т.е. называть коммунистов упырями и палачами, совецких людей – рабами и терпилами, СССР – красной империей зла и тюрьмой народов, а участников антисовецкого сопротивления – национальными героями. Даже в самых интересных, в смелых и наиболее талантливых кинопроизведениях той или иной перестроечной поры белые антисоветчики, боровшиеся с оружием в руках против большевицкой тирании, оставались врагами народа, коллаборационистами, «трусами», «предателями», «изменниками» и т.д. Ну а красные совки как всегда были на высоте, представляя образы защитников родины и честных тружеников. Лишь иногда на экранах возникали нетипичные образы власть имущих в негативном свете, но и они, как правило, были исключением из общего правила. Либо негодяи и коррупционеры, случайно проникшие в органы власти, либо отдельные патологические уроды-садисты в среде чекистов, политруков и ментов, которые вызывали зрительскую неприязнь, и которые по замыслу авторов были недостойны того, чтобы носить «высокое звание» совецкого человека. Рефренами в совецком кинематографе оставались одни и те же гипнотически-кодированные фразы типа: «Если я не вернусь, считайте меня коммунистом!» или «Смерть фашистским оккупантам!». Иначе говоря, все акценты были расставлены, коммунисты оставались добром, а фашисты, в том числе белогвардейско-фашистская руская «сволочь» – неоспоримым злом. И эти аксиомы с молоком матери впитывал в себя весь совецкий народ. Однако, был один момент, причём не только в истории отечественного кинематографа, но и у народа в целом, когда кое-кто попытался изменить акценты. Это произошло вначале 1990-ых, когда у совецкого народа появилась реальная возможность освободиться от большевицкого ига. Именно в это время появились такие выдающиеся антисовецкие фильмы, как «Чекист» (1992) Александра Рогожкина и «Людоед» (1991) Геннадия Земеля.
Я всегда полагал, что являюсь профессиональным кинематографистом с большим почти сорокалетним стажем работы в кино (на «Мосфильм» я пришёл ещё летом 1976-го), и поэтому хорошо знаю «отечественный» кинематограф. Но оказалось, что это не так. Есть фильмы, которые я к своему стыду до сих пор не только не видел, но о которых даже не слышал, так же, как об их авторах. Если режиссёра Рогожкина и его фильмы «Особенности национальной охоты» (1995), «Улицы разбитых фонарей» (1997) и др. весьма популярные работы я знал, то творчество режиссёра Земеля до сих пор оставалось для меня неизвестным.
О том шоке, который в своё время произвёл на меня и на других людей «Чекист» я уже писал и не раз, отдавая должное творчеству раннего Рогожкина. А вот про «Людоеда», который я впервые посмотрел несколько дней назад, разговор ещё впереди. Эта работа казахстанского режиссёра руско-латвийского происхождения хотя и вызывает много нареканий с профессиональной точки зрения, особенно бросается в глаза плохое качество изображения, но великолепное содержание перевешивает все недостатки. Ещё никто до него не отважился снять историю о восстании зеков в ГУЛАГе, произошедшем в Казахстане летом 1954 года, известном по книге А.И. Солженицына как Кенгирское. Взбунтовались против произвола охранников и уголовников в основном политические заключённые, причём представители разных порабощённых народов. И совецкие фронтовики, один из которых (бывший подполковник РККА Капитон Иванович Кузнецов) и возглавил мятеж, и грузинские профессора, и руские катакомбники, и руские власовцы, и казаки-красновцы, и украинцы-бандеровцы, и прибалтийские лесные братья, и румынские легионеры, и немецкие солдаты, и киргизские пастухи, и еврейские интеллигенты и многие другие непохожие друг на друга зеки. Более тридцати «национальностей». Среди упомянутых в гулаговской таблице, были и участники восстания — американка Норма Шикман, венгр Ференц Варкони и спасавший раненых хирург, испанец Хулиан Фустер.
Объединённые одним желанием освободиться от кровавого ига сатанинского коминтерна вообще, и от зверочекистского безпредела в частности. Не участвовала в этой неравной схватке лишь небольшая группа иеговистов, не признающих насилие и проповедующих подчинение любой власти. Остальные сектанты вслед за катакомбниками ИПХ взялись за оружие. В фильме это, к сожалению, не показано, в нём мы видим только одного безоружного священника, и к кому он принадлежал неизвестно, вставшего вместе с другими зачинщиками мятежа и убитого вместе с ними.
История восстаний в ГУЛАГе восходит к началу германо-совецкой войны, когда чекисты в спешке начали уничтожать сотни тысяч заключённых в Украине и Белоруссии, резонно опасаясь того, что эта народная масса будет освобождена наступающей германской армией, вместе с которой большинство антисовецки настроенных зеков может выступить против большевизма. Такого всплеска руско-совецкой войны сталинские кремляди опасались больше всего. Самыми известными восстаниями в ГУЛАГе были Воркутинское и Усть-Усинское вначале 1942-го. Они считаются первыми массовыми восстаниями совецкий заключённых против оккупационного режима коминтерна. «Свидетельства о глобальных планах восставших различны, - пишет историк Александр Макаров. – Существуют сообщения, по которым Ретюнин (предводитель восставших в Усть-Усе, Коми ССР) предлагал «пробиться на фронт и присоединиться к какой-либо части или партизанить в тылу у немцев», о том же говорил и один из захваченных участников (например) А. Яшкин… на допросах первоначально он говорил лишь о намерении добиться освобождения заключённых Воркутлага и Печорлага, но через 10 дней в его показаниях уже появляется тематика свержения советской власти, роспуска колхозов, налаживания связей с Германией с целью получить от неё вооружённую помощь и установить политический и экономический строй «по типу и подобию как в Германии», присоединить занятую повстанцами территорию «или к фашистской Германии, или Финляндии». В советских документах восстание расценивалось как «бандитское выступление» (несмотря на то, что большинство его руководителей было не уголовными, а политическими заключёнными)… Оперативный отдел ГУЛАГа в декабре 1941 года отмечал усиление вражеской работы контрреволюционных элементов в лагерях. В ориентировке, отправленной начальникам лагерей был список из 12 лагерей, где были раскрыты порядка 24 подпольных групп. Количество участников заговора колебалось от 15 до 50 человек (так в Нижне-Амурском лагере группировка заключённых, согласно Указанию Оперативного отдела ГУЛАГ №45/4873 от 12 декабря 1941 года, достигала 50 человек, в Унженском лагере – было 5 повстанческих групп, в Сиблаге – 3 группы, возглавляемые Шейном) – это были в основном бывшие командиры красной армии, осуждённые за антисоветскую агитацию, бывшие участники контрреволюционных организаций. Главная цель этих восстаний и бунтов – дестабилизация обстановки в тылу, приуроченная к определённому временному периоду… К концу года ГУЛАГ информировал руководителя НКВД о 70 выявленных группах в 28 лагерях (около 650 заключённых были признаны активными участниками событий). Отдельно сообщилась об особом инциденте в Норильском ИТЛ, где в ночь с 23 на 24 ноября 1941 года планировалось организованное восстание. Главной целью восстания было захват лагеря и города Норильска. Для реализации поставленной задачи были заготовлены 20 гранат, а также кинжалы и когти для повреждения проводов связи… В конце войны было ликвидировано 603 повстанческих группы, активными участниками которых были 4640 человек… По итогам войны, согласно записке заместителю начальника ГУЛАГа Трофимова начальнику отдела Первого управления ГУЛАГ Александрову в августе 1947 года, было заявлено, что количество особо опасных элементов составляет 40% от общего количества з/к или практически 690 тысяч человек. Только в лагерях содержалось на данный момент 93 тысячи преступников. Появляется движение «сук» (особая группировка преступников, пошедшая на соглашение с властью) и воров, которые конфликтуют друг с другом, увеличивая напряженность в исправительных учреждениях. Происходит масштабный передел влияния… 1952 года информация о ситуации в лагерях стала походить на сводки с мест боевых действий… Уже в 1952 году в Дальнем лагере вспыхивает серия волынок, бунтов и голодовок. В том же году подобное развитие событий наблюдалось и в Камышовом лагере – наблюдалась волынка и нападение на начальствующий состав. Однако массовые беспорядки удалось предотвратить. Заключённых согнали к воротам, положили на снег и избили… 15 февраля того же года в Воркуто-Печорском ИТЛ МВД заключённые, содержащиеся в бараке №2 режимного лагерного пункта №15, при переводе их в другой барак оказали сопротивление лагерной администрации. 18 марта в 1-м лагерном отделении Горного лагеря произошло разоружение конвоя. Министр Круглов на совещании начальников режимно-оперативных отделов ИТЛ в марте 1952 года заявил следующее: «Если мы не утвердим твёрдого порядка, то мы потеряем власть» (http://www.history-ryazan.ru/node/7294).
После смерти Сталина, после которой последовала печально известная амнистия уголовников и одновременное увеличение сроков наказания политзаключённым до 25 лет (смертную казнь формально отменили, а максимальный срок по ст. 58 увеличили), в совецких концлагерях переполненных фронтовиками, власовцами, красновцами, бандеровцами, прибалтами, горцами и басмачами произошли новые бунты. Особенно известные из них Норильское восстание (май-август 1953), в котором приняло участие 16 378 человек; Воркутинское восстание (июль-август 1953), в котором приняло участие 15 604 зеков; Экибастузское восстание (январь 1952) и Кенгирское восстание (май-июнь 1954), в котором приняло участие 5 200 человек. Эти потрясающие факты говорят нам только о том, что антисовецкое сопротивление (руское, украинское, казацкое, литовское, латышское и т.д.) продолжалось и после победы большевизма в 1945-ом. Причём не только на воле в лесах Прибалтики или Галиции, но и в совецкой неволе, где порабощённые народы и в 1950-ые и 1960-ые годы не желали становиться совками, предпочитая лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Только на минуту представьте себе, что миф, создававшийся многие годы, в том числе и совецкими кинематографистами, миф о единстве совецкого народа, миф о его «любви» к партии и социалистическому отечеству, а также многовековой (дореволюционный) русофобский миф о прирождённом раболепии руских, мог бы рухнуть в одночасье благодаря правдивой информации и честным произведениям искусства. Разве это не главная опасность, которую представляют собой фильмы, подобные «Чекисту» и «Людоеду»?!
Особый интерес в почти документальной истории режиссёра и сценариста Геннадия Земеля вызывает не только непокорность зеков, не пожелавших стать добровольными рабами, и не только их интернационально-антисовецкое братство, стихийно возникшее в условиях ГУЛАГа, когда даже несоединимые элементы могут стать одним целым в борьбе за свободу, но главное – это попытка восставших построить на освобождённой лагерной территории некую республику с демократическим самоуправлением. Пригласив на переговоры местное и московское начальство, представители «Кенгирской республики» вели себя скорее, как свободные граждане автономного государства, пытающиеся наладить добрососедские отношения с враждебной Совдепией, нежели как зеки-переговорщики, добивающиеся смягчения условий проживания за колючей проволокой в резервации-концлагере. Разумеется, совецкое зверьё этого допустить не могло, и поэтому восстание было потоплено в крови. Цепные псы кремляди использовали мнимые переговоры с мятежниками только для того, чтобы подтянуть войска и бронетехнику. После чего пошли в атаку и открыли огонь по безоружным людям, в том числе женщинам, наматывая их на гусеницы краснозвёздных танков.
Драматическая киноистория про родную кровь, про отца-зека и сына-практиканта, оказавшегося в лагере, где он как юрист расследовал случай людоедства и вдруг встретился там с отцом, с которым после подавления восстания бежал из кромешного ада (именно на этом и построен сюжет фильма «Людоед»), меня не так сильно взволновал. Другой художественный приём, использованный автором, возможно позаимствованный из реальной жизни ГУЛАГа, привёл меня в восторг. А именно, сцена в конце фильма, когда зачинщиков восстания везут в пустыню для того, чтобы изощрённым способом убить их, отпустив на голодную медленную мучительную и неминуемую смерть в песчаную пустыню. Но перед этим наиболее непокорного латыша нелюди раздевают догола и отрезают ему пенис, который бросают лагерным овчаркам, привыкшим к человеческому мясу. От боли и негодования оскоплённый латыш бросается на озверевшего чекиста и начинает его душить голыми руками, но солдаты успевают застрелить бунтаря. В этом отчаянном поступке проявился истинный дух свободолюбия и лучшие качества всех народов Совдепии, покорённых, но не сломленных большевизмом, которые до конца сопротивлялись кремлёвской тирании и дождались победы – падения красной империи зла и своего национального освобождения, наступившего вначале 1990-ых.
Автор фильма «Людоед» Геннадий Земель о Кенгирском восстании знал не понаслышке, поскольку сам родился (1952) и вырос в таком же, а может быть и в том же самом концлагере, затерянном в песках. Судьба фильмов «Людоед» и «Чекист», снятых вначале 1990-ых, когда рушились основы большевизма, когда многие творческие люди Чекистана (РФ) пытались не только переосмыслить историю, но и явно помогали освободиться от большевицкого наследия и стереотипов, увы, одинаково печальна. Единожды эти фильмы мелькнули на большом экране и тут же исчезли навсегда. Перекрасившиеся во время горбачёвской перестройки и ельцинского либерализма большевики испугались правды и поэтому не смогли допустить широкого показа подобных антисовецко-подрывных лент. Предвидя нежелательные последствия честного искусства, оказывающего влияние на формирование национального самосознания, кремляди сочли благоразумным совершенно забыть о нём. Не смотря на участие «Людоеда» в Каннском (1992) и в Алма-Атинском (1996) кинофестивалях, об этом фильме больше никто уже не вспоминал.
Что же случилось с авторами? Один (Рогожкин) оставил конфликтную тематику и занялся развлекательно-прибыльным кино. Второй (Земель) попытался было снять ещё один фильм про зеков «Бунт палачей» (1998), но уклонился в великодержавную советчину.
Кто же запрещал эти фильмы во время ельцинского правления? – задаются вопросом современные совки-обыватели. Те же кремляди, которые боялись народного гнева, разоблачений и люстраций, сделавшие всё для того, чтобы избежать кардинальных изменений, т.е. окончательного исчезновения красной империи. Господь не только остальным порабощённым народам СССР, но и рускому народу вначале 1990-ых дал реальную возможность восстать и освободиться. Но он не воспользовался уникальным богоданным шансом. Как оказалось, такого народа, который ещё в 1950-ых и 1960-ых годах сопротивлялся кремлёвским оккупантам, больше нет. За исключением незначительного числа руских недобитков, продолжающих руско-совецкое противостояние. Это касается не только Александра Рогожкина, Геннадия Земеля, некоторых писателей и деятелей культуры, но и многих моих бывших соратников, оказавшихся сегодня в окопе путинистов.
Недавно один мой соратник (Максим Шмырёв) написал в Фейсбуке: «Вот что меня интересует. Практически все правые издания в 1990-ые включали в себя стихи. Они были обязательно. То ли поэты массово вошли в Национальную революцию, то ли Национальная революция была поэзией. Теперь стихи где-то на обочине, чахлые придорожные цветочки…»
- Дорогой Макс и все остальные комрады 1990-ых, - ответил я. - Господь именно в эти годы даровал рускому народу возможность преобразиться. Отсюда всё безудержное творчество (поэзия, мечты, надежды, идеалы, революционность, ломка стереотипов и т.д. и т.п.), которое проявилось не только в нашей ультраправой среде, но и в демократических кругах, например, среди киношников, создавших в эти годы такие замечательные произведения, как «Чекист» и «Людоед». Именно в это время Господь через нас - Дёмина, Широпаева, Зеленова, Осипова, Щедрина, Болотина и др. распространил среди соотечественников покаянную мысль о прославлении царя и освобождении руской земли от жидовского плена. То есть у нас в эти годы была реальная возможность изменить ход истории, возможность вернуться к своему изначальному богоносному состоянию, возможность освободиться от советизма и стать самими собой. Но эту возможность не только простой народ, но и многие из нас (творческая элита), заражённые великодержавным советизмом и рашизмом, увы, просрали. Прошу меня простить за "столь изысканный стиль". Большинство из нас так и не смогло обновиться и стать истинно рускими, оставшись навсегда совками и ватниками. Сам знаешь, кого я имею в виду. Вот почему мы и вспоминаем эти 1990-ые годы с радостью и умилением. Это был воистину расцвет, которым мы так и не смогли воспользоваться.
- Согласен, но кроме глобальных есть и локальные битвы. И не все они проиграны. Иногда именно они решают ход дела. Так что надежда ещё имеется, - ответил Максим.
- Надежда умирает последней. Разумеется, есть люди, и надеюсь ещё немало тех, кто сможет пройти через горнило победобесия, через исторический рубеж руси-неруси и кардинально измениться. Примеров много. Но я-то говорю о народной массе, которой Господь дал реальную возможность преобразиться, освободиться, чтобы сесть у ног Христа как это произошло с исцелённым гадаринским бесноватым, из которого вышел легион бесов и вошёл в свиное стадо.
- Я очень часто вижу много хорошего, а плохое вижу в других существах, к этому делу приставленных. Так что надежда есть, на мой взгляд.
- Дай Бог сохранить это качество, - заключил я. – А главное не прекращать любить даже тех, кто, как нам кажется, безнадёжен. Любить и молиться о них. Именно в этом истинная вера. Всё остальное фальшь.
- Это очень хорошо сказано!
В одной рецензии на фильм «Чекист» было написано: «Над красными палачами не было своего Нюрнбергского процесса. Судить выпало потомкам. Этот фильм — своего рода прокурорская речь, точнее та её часть, в которой обвинитель откладывает на время документы с цифрами и фактами и обращает внимание судей на самих обвиняемых: что они были за люди и как могли творить подобное».
Нечто подобное тому, что мы уже пережили вначале 1990-ых в постсовецкой России, сегодня в 2015-ом переживает постсовецкая Украина, вставшая на путь непримиримой борьбы с большевизмом. Смогут ли наши единокровные братья-украинцы, сохранившие в какой-то степени свою национальную идентичность, пропитанные духом свободы и традиционализма (очевидно больше чем россиянцы), воспользоваться новым богоданным шансом и освободиться, наконец, от красного зверя-людоеда? Или они повторят наши ошибки? Хочется всё-таки верить в лучшее!
SDG
Август 2015 года от Р.Х.
Размышления над фильмом «Людоед»
Можно ли рускому человеку называть отечественным тот кинематограф, который создан в угоду оккупационному режиму?! У руского меньшинства (недобитков) давным-давно нет своего отечества, а значит и своего кино. Есть «отечественное» совецкое и постсовецкое кино, но только не руское, которое так и не успело развиться, едва появившись на свет вначале ХХ столетия. Ведь первые скромные дореволюционные опыты синематографа этого «великого немого», конечно нельзя назвать национальным кинематографом в полном смысле этого слова. Этими опытами, к сожалению, воспользовались лишь наши враги «красные дьяволята» из большевицкого агитпрома, которые усовершенствовали данный вид творчества аж до мiрового признания. Я имею в виду некоторые совецкие фильмы, отмеченные на международных кинофестивалях разных лет. Надо сказать, что совецкие кинематографисты, беззаветно преданные кремляди и наученные главным врагом руского народа Лениным, который называл кино «важнейшим из всех искусств», достигли успехов на этом поприще, создав своё собственное «отечественное» кино, с помощью которого они умело воспитывали (оболванивали) зрительские массы, приучая их любить своё новое отечество – Совдепию.
Впрочем, и в совецком кинематографе время от времени чудесным образом появлялись кое-какие антисовецкие ростки, причём не только руские, но и грузинские, украинские, латышские или иного происхождения, которые обычно губились прямо на корню партийными церберами и бдительными чекистами. Тех или иных авторов, замеченных в нелояльности к Кремлю и его оккупационному режиму, преследовали или в лучшем случае подвергали остракизму, тогда как участь их кинопроизведений была всегда одна и та же, их запрещали и прятали под замок госхрана. Красные оккупанты всегда боялись того, что «важнейшее из искусств» может внести сумятицу в головы послушных совецких рабов, или того хуже привести их к бунту. Кстати, этот аспект учитывался большевиками, поэтому всякий раз, когда они обновляли своё тюремное отечество, например, во времена хрущёвской оттепели и горбачёвской перестройки, в совецком кино находились люди на длинном поводке, которым дозволялось осуждать и высмеивать «отдельные недостатки» режима. Им могли разрешить всё что угодно, кроме одного – называть вещи своими именами, т.е. называть коммунистов упырями и палачами, совецких людей – рабами и терпилами, СССР – красной империей зла и тюрьмой народов, а участников антисовецкого сопротивления – национальными героями. Даже в самых интересных, в смелых и наиболее талантливых кинопроизведениях той или иной перестроечной поры белые антисоветчики, боровшиеся с оружием в руках против большевицкой тирании, оставались врагами народа, коллаборационистами, «трусами», «предателями», «изменниками» и т.д. Ну а красные совки как всегда были на высоте, представляя образы защитников родины и честных тружеников. Лишь иногда на экранах возникали нетипичные образы власть имущих в негативном свете, но и они, как правило, были исключением из общего правила. Либо негодяи и коррупционеры, случайно проникшие в органы власти, либо отдельные патологические уроды-садисты в среде чекистов, политруков и ментов, которые вызывали зрительскую неприязнь, и которые по замыслу авторов были недостойны того, чтобы носить «высокое звание» совецкого человека. Рефренами в совецком кинематографе оставались одни и те же гипнотически-кодированные фразы типа: «Если я не вернусь, считайте меня коммунистом!» или «Смерть фашистским оккупантам!». Иначе говоря, все акценты были расставлены, коммунисты оставались добром, а фашисты, в том числе белогвардейско-фашистская руская «сволочь» – неоспоримым злом. И эти аксиомы с молоком матери впитывал в себя весь совецкий народ. Однако, был один момент, причём не только в истории отечественного кинематографа, но и у народа в целом, когда кое-кто попытался изменить акценты. Это произошло вначале 1990-ых, когда у совецкого народа появилась реальная возможность освободиться от большевицкого ига. Именно в это время появились такие выдающиеся антисовецкие фильмы, как «Чекист» (1992) Александра Рогожкина и «Людоед» (1991) Геннадия Земеля.
Я всегда полагал, что являюсь профессиональным кинематографистом с большим почти сорокалетним стажем работы в кино (на «Мосфильм» я пришёл ещё летом 1976-го), и поэтому хорошо знаю «отечественный» кинематограф. Но оказалось, что это не так. Есть фильмы, которые я к своему стыду до сих пор не только не видел, но о которых даже не слышал, так же, как об их авторах. Если режиссёра Рогожкина и его фильмы «Особенности национальной охоты» (1995), «Улицы разбитых фонарей» (1997) и др. весьма популярные работы я знал, то творчество режиссёра Земеля до сих пор оставалось для меня неизвестным.
О том шоке, который в своё время произвёл на меня и на других людей «Чекист» я уже писал и не раз, отдавая должное творчеству раннего Рогожкина. А вот про «Людоеда», который я впервые посмотрел несколько дней назад, разговор ещё впереди. Эта работа казахстанского режиссёра руско-латвийского происхождения хотя и вызывает много нареканий с профессиональной точки зрения, особенно бросается в глаза плохое качество изображения, но великолепное содержание перевешивает все недостатки. Ещё никто до него не отважился снять историю о восстании зеков в ГУЛАГе, произошедшем в Казахстане летом 1954 года, известном по книге А.И. Солженицына как Кенгирское. Взбунтовались против произвола охранников и уголовников в основном политические заключённые, причём представители разных порабощённых народов. И совецкие фронтовики, один из которых (бывший подполковник РККА Капитон Иванович Кузнецов) и возглавил мятеж, и грузинские профессора, и руские катакомбники, и руские власовцы, и казаки-красновцы, и украинцы-бандеровцы, и прибалтийские лесные братья, и румынские легионеры, и немецкие солдаты, и киргизские пастухи, и еврейские интеллигенты и многие другие непохожие друг на друга зеки. Более тридцати «национальностей». Среди упомянутых в гулаговской таблице, были и участники восстания — американка Норма Шикман, венгр Ференц Варкони и спасавший раненых хирург, испанец Хулиан Фустер.
Объединённые одним желанием освободиться от кровавого ига сатанинского коминтерна вообще, и от зверочекистского безпредела в частности. Не участвовала в этой неравной схватке лишь небольшая группа иеговистов, не признающих насилие и проповедующих подчинение любой власти. Остальные сектанты вслед за катакомбниками ИПХ взялись за оружие. В фильме это, к сожалению, не показано, в нём мы видим только одного безоружного священника, и к кому он принадлежал неизвестно, вставшего вместе с другими зачинщиками мятежа и убитого вместе с ними.
История восстаний в ГУЛАГе восходит к началу германо-совецкой войны, когда чекисты в спешке начали уничтожать сотни тысяч заключённых в Украине и Белоруссии, резонно опасаясь того, что эта народная масса будет освобождена наступающей германской армией, вместе с которой большинство антисовецки настроенных зеков может выступить против большевизма. Такого всплеска руско-совецкой войны сталинские кремляди опасались больше всего. Самыми известными восстаниями в ГУЛАГе были Воркутинское и Усть-Усинское вначале 1942-го. Они считаются первыми массовыми восстаниями совецкий заключённых против оккупационного режима коминтерна. «Свидетельства о глобальных планах восставших различны, - пишет историк Александр Макаров. – Существуют сообщения, по которым Ретюнин (предводитель восставших в Усть-Усе, Коми ССР) предлагал «пробиться на фронт и присоединиться к какой-либо части или партизанить в тылу у немцев», о том же говорил и один из захваченных участников (например) А. Яшкин… на допросах первоначально он говорил лишь о намерении добиться освобождения заключённых Воркутлага и Печорлага, но через 10 дней в его показаниях уже появляется тематика свержения советской власти, роспуска колхозов, налаживания связей с Германией с целью получить от неё вооружённую помощь и установить политический и экономический строй «по типу и подобию как в Германии», присоединить занятую повстанцами территорию «или к фашистской Германии, или Финляндии». В советских документах восстание расценивалось как «бандитское выступление» (несмотря на то, что большинство его руководителей было не уголовными, а политическими заключёнными)… Оперативный отдел ГУЛАГа в декабре 1941 года отмечал усиление вражеской работы контрреволюционных элементов в лагерях. В ориентировке, отправленной начальникам лагерей был список из 12 лагерей, где были раскрыты порядка 24 подпольных групп. Количество участников заговора колебалось от 15 до 50 человек (так в Нижне-Амурском лагере группировка заключённых, согласно Указанию Оперативного отдела ГУЛАГ №45/4873 от 12 декабря 1941 года, достигала 50 человек, в Унженском лагере – было 5 повстанческих групп, в Сиблаге – 3 группы, возглавляемые Шейном) – это были в основном бывшие командиры красной армии, осуждённые за антисоветскую агитацию, бывшие участники контрреволюционных организаций. Главная цель этих восстаний и бунтов – дестабилизация обстановки в тылу, приуроченная к определённому временному периоду… К концу года ГУЛАГ информировал руководителя НКВД о 70 выявленных группах в 28 лагерях (около 650 заключённых были признаны активными участниками событий). Отдельно сообщилась об особом инциденте в Норильском ИТЛ, где в ночь с 23 на 24 ноября 1941 года планировалось организованное восстание. Главной целью восстания было захват лагеря и города Норильска. Для реализации поставленной задачи были заготовлены 20 гранат, а также кинжалы и когти для повреждения проводов связи… В конце войны было ликвидировано 603 повстанческих группы, активными участниками которых были 4640 человек… По итогам войны, согласно записке заместителю начальника ГУЛАГа Трофимова начальнику отдела Первого управления ГУЛАГ Александрову в августе 1947 года, было заявлено, что количество особо опасных элементов составляет 40% от общего количества з/к или практически 690 тысяч человек. Только в лагерях содержалось на данный момент 93 тысячи преступников. Появляется движение «сук» (особая группировка преступников, пошедшая на соглашение с властью) и воров, которые конфликтуют друг с другом, увеличивая напряженность в исправительных учреждениях. Происходит масштабный передел влияния… 1952 года информация о ситуации в лагерях стала походить на сводки с мест боевых действий… Уже в 1952 году в Дальнем лагере вспыхивает серия волынок, бунтов и голодовок. В том же году подобное развитие событий наблюдалось и в Камышовом лагере – наблюдалась волынка и нападение на начальствующий состав. Однако массовые беспорядки удалось предотвратить. Заключённых согнали к воротам, положили на снег и избили… 15 февраля того же года в Воркуто-Печорском ИТЛ МВД заключённые, содержащиеся в бараке №2 режимного лагерного пункта №15, при переводе их в другой барак оказали сопротивление лагерной администрации. 18 марта в 1-м лагерном отделении Горного лагеря произошло разоружение конвоя. Министр Круглов на совещании начальников режимно-оперативных отделов ИТЛ в марте 1952 года заявил следующее: «Если мы не утвердим твёрдого порядка, то мы потеряем власть» (http://www.history-ryazan.ru/node/7294).
После смерти Сталина, после которой последовала печально известная амнистия уголовников и одновременное увеличение сроков наказания политзаключённым до 25 лет (смертную казнь формально отменили, а максимальный срок по ст. 58 увеличили), в совецких концлагерях переполненных фронтовиками, власовцами, красновцами, бандеровцами, прибалтами, горцами и басмачами произошли новые бунты. Особенно известные из них Норильское восстание (май-август 1953), в котором приняло участие 16 378 человек; Воркутинское восстание (июль-август 1953), в котором приняло участие 15 604 зеков; Экибастузское восстание (январь 1952) и Кенгирское восстание (май-июнь 1954), в котором приняло участие 5 200 человек. Эти потрясающие факты говорят нам только о том, что антисовецкое сопротивление (руское, украинское, казацкое, литовское, латышское и т.д.) продолжалось и после победы большевизма в 1945-ом. Причём не только на воле в лесах Прибалтики или Галиции, но и в совецкой неволе, где порабощённые народы и в 1950-ые и 1960-ые годы не желали становиться совками, предпочитая лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Только на минуту представьте себе, что миф, создававшийся многие годы, в том числе и совецкими кинематографистами, миф о единстве совецкого народа, миф о его «любви» к партии и социалистическому отечеству, а также многовековой (дореволюционный) русофобский миф о прирождённом раболепии руских, мог бы рухнуть в одночасье благодаря правдивой информации и честным произведениям искусства. Разве это не главная опасность, которую представляют собой фильмы, подобные «Чекисту» и «Людоеду»?!
Особый интерес в почти документальной истории режиссёра и сценариста Геннадия Земеля вызывает не только непокорность зеков, не пожелавших стать добровольными рабами, и не только их интернационально-антисовецкое братство, стихийно возникшее в условиях ГУЛАГа, когда даже несоединимые элементы могут стать одним целым в борьбе за свободу, но главное – это попытка восставших построить на освобождённой лагерной территории некую республику с демократическим самоуправлением. Пригласив на переговоры местное и московское начальство, представители «Кенгирской республики» вели себя скорее, как свободные граждане автономного государства, пытающиеся наладить добрососедские отношения с враждебной Совдепией, нежели как зеки-переговорщики, добивающиеся смягчения условий проживания за колючей проволокой в резервации-концлагере. Разумеется, совецкое зверьё этого допустить не могло, и поэтому восстание было потоплено в крови. Цепные псы кремляди использовали мнимые переговоры с мятежниками только для того, чтобы подтянуть войска и бронетехнику. После чего пошли в атаку и открыли огонь по безоружным людям, в том числе женщинам, наматывая их на гусеницы краснозвёздных танков.
Драматическая киноистория про родную кровь, про отца-зека и сына-практиканта, оказавшегося в лагере, где он как юрист расследовал случай людоедства и вдруг встретился там с отцом, с которым после подавления восстания бежал из кромешного ада (именно на этом и построен сюжет фильма «Людоед»), меня не так сильно взволновал. Другой художественный приём, использованный автором, возможно позаимствованный из реальной жизни ГУЛАГа, привёл меня в восторг. А именно, сцена в конце фильма, когда зачинщиков восстания везут в пустыню для того, чтобы изощрённым способом убить их, отпустив на голодную медленную мучительную и неминуемую смерть в песчаную пустыню. Но перед этим наиболее непокорного латыша нелюди раздевают догола и отрезают ему пенис, который бросают лагерным овчаркам, привыкшим к человеческому мясу. От боли и негодования оскоплённый латыш бросается на озверевшего чекиста и начинает его душить голыми руками, но солдаты успевают застрелить бунтаря. В этом отчаянном поступке проявился истинный дух свободолюбия и лучшие качества всех народов Совдепии, покорённых, но не сломленных большевизмом, которые до конца сопротивлялись кремлёвской тирании и дождались победы – падения красной империи зла и своего национального освобождения, наступившего вначале 1990-ых.
Автор фильма «Людоед» Геннадий Земель о Кенгирском восстании знал не понаслышке, поскольку сам родился (1952) и вырос в таком же, а может быть и в том же самом концлагере, затерянном в песках. Судьба фильмов «Людоед» и «Чекист», снятых вначале 1990-ых, когда рушились основы большевизма, когда многие творческие люди Чекистана (РФ) пытались не только переосмыслить историю, но и явно помогали освободиться от большевицкого наследия и стереотипов, увы, одинаково печальна. Единожды эти фильмы мелькнули на большом экране и тут же исчезли навсегда. Перекрасившиеся во время горбачёвской перестройки и ельцинского либерализма большевики испугались правды и поэтому не смогли допустить широкого показа подобных антисовецко-подрывных лент. Предвидя нежелательные последствия честного искусства, оказывающего влияние на формирование национального самосознания, кремляди сочли благоразумным совершенно забыть о нём. Не смотря на участие «Людоеда» в Каннском (1992) и в Алма-Атинском (1996) кинофестивалях, об этом фильме больше никто уже не вспоминал.
Что же случилось с авторами? Один (Рогожкин) оставил конфликтную тематику и занялся развлекательно-прибыльным кино. Второй (Земель) попытался было снять ещё один фильм про зеков «Бунт палачей» (1998), но уклонился в великодержавную советчину.
Кто же запрещал эти фильмы во время ельцинского правления? – задаются вопросом современные совки-обыватели. Те же кремляди, которые боялись народного гнева, разоблачений и люстраций, сделавшие всё для того, чтобы избежать кардинальных изменений, т.е. окончательного исчезновения красной империи. Господь не только остальным порабощённым народам СССР, но и рускому народу вначале 1990-ых дал реальную возможность восстать и освободиться. Но он не воспользовался уникальным богоданным шансом. Как оказалось, такого народа, который ещё в 1950-ых и 1960-ых годах сопротивлялся кремлёвским оккупантам, больше нет. За исключением незначительного числа руских недобитков, продолжающих руско-совецкое противостояние. Это касается не только Александра Рогожкина, Геннадия Земеля, некоторых писателей и деятелей культуры, но и многих моих бывших соратников, оказавшихся сегодня в окопе путинистов.
Недавно один мой соратник (Максим Шмырёв) написал в Фейсбуке: «Вот что меня интересует. Практически все правые издания в 1990-ые включали в себя стихи. Они были обязательно. То ли поэты массово вошли в Национальную революцию, то ли Национальная революция была поэзией. Теперь стихи где-то на обочине, чахлые придорожные цветочки…»
- Дорогой Макс и все остальные комрады 1990-ых, - ответил я. - Господь именно в эти годы даровал рускому народу возможность преобразиться. Отсюда всё безудержное творчество (поэзия, мечты, надежды, идеалы, революционность, ломка стереотипов и т.д. и т.п.), которое проявилось не только в нашей ультраправой среде, но и в демократических кругах, например, среди киношников, создавших в эти годы такие замечательные произведения, как «Чекист» и «Людоед». Именно в это время Господь через нас - Дёмина, Широпаева, Зеленова, Осипова, Щедрина, Болотина и др. распространил среди соотечественников покаянную мысль о прославлении царя и освобождении руской земли от жидовского плена. То есть у нас в эти годы была реальная возможность изменить ход истории, возможность вернуться к своему изначальному богоносному состоянию, возможность освободиться от советизма и стать самими собой. Но эту возможность не только простой народ, но и многие из нас (творческая элита), заражённые великодержавным советизмом и рашизмом, увы, просрали. Прошу меня простить за "столь изысканный стиль". Большинство из нас так и не смогло обновиться и стать истинно рускими, оставшись навсегда совками и ватниками. Сам знаешь, кого я имею в виду. Вот почему мы и вспоминаем эти 1990-ые годы с радостью и умилением. Это был воистину расцвет, которым мы так и не смогли воспользоваться.
- Согласен, но кроме глобальных есть и локальные битвы. И не все они проиграны. Иногда именно они решают ход дела. Так что надежда ещё имеется, - ответил Максим.
- Надежда умирает последней. Разумеется, есть люди, и надеюсь ещё немало тех, кто сможет пройти через горнило победобесия, через исторический рубеж руси-неруси и кардинально измениться. Примеров много. Но я-то говорю о народной массе, которой Господь дал реальную возможность преобразиться, освободиться, чтобы сесть у ног Христа как это произошло с исцелённым гадаринским бесноватым, из которого вышел легион бесов и вошёл в свиное стадо.
- Я очень часто вижу много хорошего, а плохое вижу в других существах, к этому делу приставленных. Так что надежда есть, на мой взгляд.
- Дай Бог сохранить это качество, - заключил я. – А главное не прекращать любить даже тех, кто, как нам кажется, безнадёжен. Любить и молиться о них. Именно в этом истинная вера. Всё остальное фальшь.
- Это очень хорошо сказано!
В одной рецензии на фильм «Чекист» было написано: «Над красными палачами не было своего Нюрнбергского процесса. Судить выпало потомкам. Этот фильм — своего рода прокурорская речь, точнее та её часть, в которой обвинитель откладывает на время документы с цифрами и фактами и обращает внимание судей на самих обвиняемых: что они были за люди и как могли творить подобное».
Нечто подобное тому, что мы уже пережили вначале 1990-ых в постсовецкой России, сегодня в 2015-ом переживает постсовецкая Украина, вставшая на путь непримиримой борьбы с большевизмом. Смогут ли наши единокровные братья-украинцы, сохранившие в какой-то степени свою национальную идентичность, пропитанные духом свободы и традиционализма (очевидно больше чем россиянцы), воспользоваться новым богоданным шансом и освободиться, наконец, от красного зверя-людоеда? Или они повторят наши ошибки? Хочется всё-таки верить в лучшее!
SDG
Август 2015 года от Р.Х.