Оригинал взят у ![]()
ukhudshanskiyв РФ: возвращение идолов
ukhudshanskiyв РФ: возвращение идоловОригинал взят у ![]()
nnganв РФ: возвращение идолов
![]()
nnganв РФ: возвращение идолов"Новый тоталитаризм-лайт обустраивает собственное символико-мифологическое пространство"
![]()
Как-то в конце ельцинских или начале путинских времен в одной патриотической газете была большая статья, разоблачающая Сороса. Кончалась статья, для вящего разоблачения врага России, сравнением его с Парвусом. И все бы хорошо, да газета эта была — «Правда». Та самая, которая издавалась Лениным на деньги Парвуса и сей традицией поныне гордится..
Это выводит нас на вопрос культурологический. Каким образом в голове ватника совмещаются столь взаимоисключающие параграфы, как, например, панихида по Убиенному Государю и возмущение бандеровцами, крушащими памятники его убийцам? Я склонен разрешать эту загадку так.
Ленин, положенный в мавзолей или отлитый в бронзе, теряет в его представлении всякую связь с Лениным, приехавшим из Швейцарии в запломбированном вагоне и агитировавшим за поражение собственного правительства. Ибо бронзовый Ленин становится религиозным символом Государственности. В том специфическом понимании, какое придает этому термину ватник.
Есть еще хорошее слово — "Державность". Советский режим, как всякий тоталитарный режим, обустраивал собственное мифологическое пространство, насыщая его знаками и символами. Оные были посвящены прежде всего героям двух мифологических событий: Акта Творения Нашего Мира (ака "Великая Октябрьская Социалистическая Революция") и Решающей Битвы Сынов Света с Силами Тьмы (ака "Великая Отечественная Война"). Поэтому, например, бронзовые Ильичи очень быстро утеряли всякую связь с живым Лениным (даже лицом они на него похожи очень отдаленно: авторы идолов не воспроизводили знаменитые у современников «калмыцкие» скулы прототипа), а памятники войны, вроде брестских истуканов, волгоградской валькирии и наконец киевской Родины-матери, столь ужасающе безчеловечны. Они менее всего должны были напоминать об отцах, братьях и друзьях, погибших в войне, об эвакуации, бомбежках и т.д., и т.п. Они утверждали славу мифологического "Советского Народа", который под предводительством Коммунистической Партии одолел (разумеется, в одиночку) "Фашизм". Именно поэтому столицы союзных республик спешили обзавестись памятником пограндиозней. Он становился центром местного мифологического пространства.
Со времен "Перестройки" идет перманентная борьба за это символико-мифологическое пространство. Противники совка чувствуют его опасность и говорят о недопустимости «памятников тоталитаризма», что не вполне раскрывает тему: ибо раскрыть ее может использование не только политологического, но и культурологического и религиеведческого инструментария. Ватники чувствуют, что задето что-то очень для них важное, даже сущностно важное, но поскольку объяснить, почему какой-нибудь бронзовый Ильич для них свят, не могут (особенно на фоне панихиды по Убиенному Государю) — они уныло бубнят про «нашу историю», которую «мы должны уважать».
Примечательно, что это «уважение к истории» распространяется исключительно на бронзовых "Ильичей". Когда в Москве ломали «дом Болконского» ватники не заметили. «Дом Болконского» не был был связан с мифом Державности. В этом смысле, восстановление памятника разстреливавшему священников революционеру Дзержинскому и установка памятника св. Владимиру тесно взаимосвязаны.
Новый тоталитаризм-лайт обсустраивает собственное символико-мифологическое пространство, в котором объединены все, старые и новые, символы, которые только можно истолковать как символы отчужденной от людей, дегуманизированной, подавляющей Государственности. Госудерственности, зарождение которой символизирует (неважно насколько обоснованно) Владимир, а апогей — Дзержинский, Жуков и (быстро вновь возвращающийся в официально-символический оборот) Сталин.
Пока Украина сносит идолов — Россия, презрев 2-ю заповедь, возвращается к самому безпардонному идолопоклноству.
Павел Шехтман
21 июля 2015
Как-то в конце ельцинских или начале путинских времен в одной патриотической газете была большая статья, разоблачающая Сороса. Кончалась статья, для вящего разоблачения врага России, сравнением его с Парвусом. И все бы хорошо, да газета эта была — «Правда». Та самая, которая издавалась Лениным на деньги Парвуса и сей традицией поныне гордится..Это выводит нас на вопрос культурологический. Каким образом в голове ватника совмещаются столь взаимоисключающие параграфы, как, например, панихида по Убиенному Государю и возмущение бандеровцами, крушащими памятники его убийцам? Я склонен разрешать эту загадку так.
Ленин, положенный в мавзолей или отлитый в бронзе, теряет в его представлении всякую связь с Лениным, приехавшим из Швейцарии в запломбированном вагоне и агитировавшим за поражение собственного правительства. Ибо бронзовый Ленин становится религиозным символом Государственности. В том специфическом понимании, какое придает этому термину ватник.
Есть еще хорошее слово — "Державность". Советский режим, как всякий тоталитарный режим, обустраивал собственное мифологическое пространство, насыщая его знаками и символами. Оные были посвящены прежде всего героям двух мифологических событий: Акта Творения Нашего Мира (ака "Великая Октябрьская Социалистическая Революция") и Решающей Битвы Сынов Света с Силами Тьмы (ака "Великая Отечественная Война"). Поэтому, например, бронзовые Ильичи очень быстро утеряли всякую связь с живым Лениным (даже лицом они на него похожи очень отдаленно: авторы идолов не воспроизводили знаменитые у современников «калмыцкие» скулы прототипа), а памятники войны, вроде брестских истуканов, волгоградской валькирии и наконец киевской Родины-матери, столь ужасающе безчеловечны. Они менее всего должны были напоминать об отцах, братьях и друзьях, погибших в войне, об эвакуации, бомбежках и т.д., и т.п. Они утверждали славу мифологического "Советского Народа", который под предводительством Коммунистической Партии одолел (разумеется, в одиночку) "Фашизм". Именно поэтому столицы союзных республик спешили обзавестись памятником пограндиозней. Он становился центром местного мифологического пространства.
Со времен "Перестройки" идет перманентная борьба за это символико-мифологическое пространство. Противники совка чувствуют его опасность и говорят о недопустимости «памятников тоталитаризма», что не вполне раскрывает тему: ибо раскрыть ее может использование не только политологического, но и культурологического и религиеведческого инструментария. Ватники чувствуют, что задето что-то очень для них важное, даже сущностно важное, но поскольку объяснить, почему какой-нибудь бронзовый Ильич для них свят, не могут (особенно на фоне панихиды по Убиенному Государю) — они уныло бубнят про «нашу историю», которую «мы должны уважать».
Примечательно, что это «уважение к истории» распространяется исключительно на бронзовых "Ильичей". Когда в Москве ломали «дом Болконского» ватники не заметили. «Дом Болконского» не был был связан с мифом Державности. В этом смысле, восстановление памятника разстреливавшему священников революционеру Дзержинскому и установка памятника св. Владимиру тесно взаимосвязаны.
Новый тоталитаризм-лайт обсустраивает собственное символико-мифологическое пространство, в котором объединены все, старые и новые, символы, которые только можно истолковать как символы отчужденной от людей, дегуманизированной, подавляющей Государственности. Госудерственности, зарождение которой символизирует (неважно насколько обоснованно) Владимир, а апогей — Дзержинский, Жуков и (быстро вновь возвращающийся в официально-символический оборот) Сталин.
Пока Украина сносит идолов — Россия, презрев 2-ю заповедь, возвращается к самому безпардонному идолопоклноству.
Павел Шехтман
21 июля 2015
