«ЛЕВИАФАН». Мой дом – чудовище морское…
Вчера к вечеру начитался столько высокомерной и бессмысленной ахинеи, посвящённой мощному и пронзительному киношедевру Андрея Звягинцева «Левиафан», что просто уже не мог не дезертировать - хоть куда-нибудь - хоть в китовое брюхо – лишь бы подальше от уродливого и глупого, как пробка, мира, где люди в основном умеют только бахвалиться и любоваться собственной глупостью, которая не только шире четырёх Франций вместе взятых, но и пяти Тюменских областей впридачу… Вот я и натянул на голову одеяло, чтобы не видеть больше даже слабой игры света у себя на потолке…
А сегодня, когда я проснулся, жена спросила, помню ли я Давида Шнейдерова из Щукинского училища.
- Это такой чернявый и с бородой? - попытался я что-то вспомнить…
– Лысый и с бородой.
- Ну, ему пора.
- Умный, - уточнила жена. - Говорит мало, но по делу.
И тут я его резко вспомнил – чёрного, лохматого, бородатого, молодого и крайне симпатичного Давида. Почти такого же блестящего, как я сам - в возрасте своего студенчества…
Жена прочла мне, что он написал в своём Фейсбуке:
«Левиафан. Специально пересмотрел еще раз. Останавливая и отматывая. Пересматривал. Вникал. Думал. Отличное грустное кино. У меня упорно складывается ощущение, что 99% пишущих так называемые "рецензии", смотрели максимум трейлер. А то и просто писали по принципу ОБС ( одна баба сказала), выдавая жуткую компиляцию за собственные мысли. Очень горькое абсолютно международное кино. Все это могло произойти и в Аризоне, и в Бретани, и в Манчестере... И русский парень, и американский ковбой, и английский докер так же бы искали спасение в водке... И так же русская, английская, французская женщина могла пойти в номер к успешному красавцу... Не хочу анализировать сюжет. Фильм прекрасен. Горький, страшный, но светлый. Есть надежда.
Грешить бесстыдно, непробудно,
Счет потерять ночам и дням,
И, с головой от хмеля трудной,
Пройти сторонкой в божий храм…»
И мне тут же снова захотелось выбраться из левиафанова брюха…
ЛЕВИАФАН
По образованию и основному практическому опыту я – театральный режиссёр.
Жизнь в кинематографе и гейм-индустрии началась для меня с анимации, сравнительно поздно, – с классической анимации под руководством Фёдора Савельевича Хитрука, где фильм требовалось не только «придумать», но, желательно, и нарисовать собственными руками. 24 фазы (рисунка) на одну секунду экранного времени. Труд, конечно, не вполне соразмерный ожидаемым результатам (если ты, конечно, не задумал запечатлеть на плёнку всепобеждающий шедевр).
Поэтому, у меня довольно трепетное отношение к каждому кинокадру… И к форме, и к его содержанию, и к их единству… Поэтому, если меня что-то заинтриговало или обеспокоило в чужой ленте, я стараюсь зафиксировать и запечатлеть в собственной голове каждый кадр – без этого бывает совершенно невозможно понять, что движет автором, чего, собственно, этот автор хочет, и с чем ты, вообще, имеешь дело.
![]()
Фильм «Левиафан» Андрея Звягинцева заинтриговал и обеспокоил меня буквально с первых секунд: я не только ничего подобного доселе не видел; но я не узнавал и самого, довольно известного мне, автора… Перед глазами была, открытая для всех, житейская «голая Правда», которую ни с чем не спутать, и ничем не подменить…Каждый современник, на месте автора, может рассказать «свою непридуманную голую правду», но вряд ли она что-то кардинально изменит в общем видеоряде упорно открывающегося мне громоподобного сюжета… Я почувствовал, что «нужен этому фильму» совсем не для того, чтобы как-то эту правду оценить и «продегустировать»… И даже не в самой этой правде дело, ясно чувствовал я – а исключительно во мне самом. Потому, что именно я - и есть главный герой разворачивающегося на экране сюжета… Заданный автором видеоряд не просто передо мной «самораскрывался» каким-то «скрытым в самом себе киносюжетом» - он вёл со мной настойчивый, живой и напряжённый диалог…
«Это не кино!» - мелькнуло у меня в голове: «Это просто совершенно гениальная кинорежиссура». Конечно, не кино, подумал я, сам с собой невесело согласившись – это беспрецедентный опыт практического богословия средствами кинематографа. То, что я когда-то назвал термином «саморежиссура»…
Не экранизация Книги Иова – А сама живая история Иова, вдруг появившегося на свет прямо у меня на глазах, рядом со мной, в современной Эрэфии – в скользком и холодном брюхе самого Левиафана…
Режиссёр перевоплотился: он сделался тончайшим и точнейшим христианским богословом. Он ясно показал, что жизнь в современной России – это и есть ад, практически для всякого человека. И показал нам сонм чертей, занимающихся исключительно его внутренним «благоустройством» - на гибель всего живого. И войско зомби, облачённых чертями «властью от Бога»… Потому что «вся власть – от Бога» - это и есть символ «чертячьей» Веры «во Иисуса Христа»…
«У тебя никаких прав не было, нет, и НЕ БУУУУ-ДЕТ!» - вопит на Иова «свято верующий во Христа» представитель зомби-власти…
Потому что ад – не место для живых: тут «выживают только мёртвые».
Вчера к вечеру начитался столько высокомерной и бессмысленной ахинеи, посвящённой мощному и пронзительному киношедевру Андрея Звягинцева «Левиафан», что просто уже не мог не дезертировать - хоть куда-нибудь - хоть в китовое брюхо – лишь бы подальше от уродливого и глупого, как пробка, мира, где люди в основном умеют только бахвалиться и любоваться собственной глупостью, которая не только шире четырёх Франций вместе взятых, но и пяти Тюменских областей впридачу… Вот я и натянул на голову одеяло, чтобы не видеть больше даже слабой игры света у себя на потолке…
А сегодня, когда я проснулся, жена спросила, помню ли я Давида Шнейдерова из Щукинского училища.
- Это такой чернявый и с бородой? - попытался я что-то вспомнить…
– Лысый и с бородой.
- Ну, ему пора.
- Умный, - уточнила жена. - Говорит мало, но по делу.
И тут я его резко вспомнил – чёрного, лохматого, бородатого, молодого и крайне симпатичного Давида. Почти такого же блестящего, как я сам - в возрасте своего студенчества…
Жена прочла мне, что он написал в своём Фейсбуке:
«Левиафан. Специально пересмотрел еще раз. Останавливая и отматывая. Пересматривал. Вникал. Думал. Отличное грустное кино. У меня упорно складывается ощущение, что 99% пишущих так называемые "рецензии", смотрели максимум трейлер. А то и просто писали по принципу ОБС ( одна баба сказала), выдавая жуткую компиляцию за собственные мысли. Очень горькое абсолютно международное кино. Все это могло произойти и в Аризоне, и в Бретани, и в Манчестере... И русский парень, и американский ковбой, и английский докер так же бы искали спасение в водке... И так же русская, английская, французская женщина могла пойти в номер к успешному красавцу... Не хочу анализировать сюжет. Фильм прекрасен. Горький, страшный, но светлый. Есть надежда.
Грешить бесстыдно, непробудно,
Счет потерять ночам и дням,
И, с головой от хмеля трудной,
Пройти сторонкой в божий храм…»
И мне тут же снова захотелось выбраться из левиафанова брюха…
ЛЕВИАФАН
По образованию и основному практическому опыту я – театральный режиссёр.
Жизнь в кинематографе и гейм-индустрии началась для меня с анимации, сравнительно поздно, – с классической анимации под руководством Фёдора Савельевича Хитрука, где фильм требовалось не только «придумать», но, желательно, и нарисовать собственными руками. 24 фазы (рисунка) на одну секунду экранного времени. Труд, конечно, не вполне соразмерный ожидаемым результатам (если ты, конечно, не задумал запечатлеть на плёнку всепобеждающий шедевр).
Поэтому, у меня довольно трепетное отношение к каждому кинокадру… И к форме, и к его содержанию, и к их единству… Поэтому, если меня что-то заинтриговало или обеспокоило в чужой ленте, я стараюсь зафиксировать и запечатлеть в собственной голове каждый кадр – без этого бывает совершенно невозможно понять, что движет автором, чего, собственно, этот автор хочет, и с чем ты, вообще, имеешь дело.
Фильм «Левиафан» Андрея Звягинцева заинтриговал и обеспокоил меня буквально с первых секунд: я не только ничего подобного доселе не видел; но я не узнавал и самого, довольно известного мне, автора… Перед глазами была, открытая для всех, житейская «голая Правда», которую ни с чем не спутать, и ничем не подменить…Каждый современник, на месте автора, может рассказать «свою непридуманную голую правду», но вряд ли она что-то кардинально изменит в общем видеоряде упорно открывающегося мне громоподобного сюжета… Я почувствовал, что «нужен этому фильму» совсем не для того, чтобы как-то эту правду оценить и «продегустировать»… И даже не в самой этой правде дело, ясно чувствовал я – а исключительно во мне самом. Потому, что именно я - и есть главный герой разворачивающегося на экране сюжета… Заданный автором видеоряд не просто передо мной «самораскрывался» каким-то «скрытым в самом себе киносюжетом» - он вёл со мной настойчивый, живой и напряжённый диалог…
«Это не кино!» - мелькнуло у меня в голове: «Это просто совершенно гениальная кинорежиссура». Конечно, не кино, подумал я, сам с собой невесело согласившись – это беспрецедентный опыт практического богословия средствами кинематографа. То, что я когда-то назвал термином «саморежиссура»…
Не экранизация Книги Иова – А сама живая история Иова, вдруг появившегося на свет прямо у меня на глазах, рядом со мной, в современной Эрэфии – в скользком и холодном брюхе самого Левиафана…
Режиссёр перевоплотился: он сделался тончайшим и точнейшим христианским богословом. Он ясно показал, что жизнь в современной России – это и есть ад, практически для всякого человека. И показал нам сонм чертей, занимающихся исключительно его внутренним «благоустройством» - на гибель всего живого. И войско зомби, облачённых чертями «властью от Бога»… Потому что «вся власть – от Бога» - это и есть символ «чертячьей» Веры «во Иисуса Христа»…
«У тебя никаких прав не было, нет, и НЕ БУУУУ-ДЕТ!» - вопит на Иова «свято верующий во Христа» представитель зомби-власти…
Потому что ад – не место для живых: тут «выживают только мёртвые».