"солги и убей"

Напомнила френдлента...

Но если он скажет: "Солги",- солги.
Но если он скажет: "Убей",- убей.

Действительно, были такие, врезающиеся в память "чеканные", как любили говорить советские критики, строчки.
Забавно вспоминать, как же они тогда воспринимались? очевидно, как символ "беззаветной преданности", причём навевающий ассоциации не из рыцарства, а скорее из чего-то азиатского, японского - камикадзе, лейтенант Онода...

Но на самом деле стихи Багрицкого - это звено совсем другой философии.


«Двоемыслие означает способность одновременно держаться двух противоположных убеждений.
Партийный интеллигент знает, в какую сторону менять свои воспоминания; следовательно, сознает, что мошенничает с действительностью; однако при помощи двоемыслия он уверяет себя, что действительность осталась неприкосновенна.
Этот процесс должен быть сознательным, иначе его не осуществишь аккуратно, но должен быть и бессознательным, иначе возникнет ощущение лжи, а значит, и вины.
Двоемыслие — душа ангсоца, поскольку партия пользуется намеренным обманом, твердо держа курс к своей цели, а это требует полной честности.
Говорить заведомую ложь и одновременно в нее верить, забыть любой факт, ставший неудобным, и извлечь его из забвения, едва он опять понадобился, отрицать существование объективной действительности и учитывать действительность, которую отрицаешь, — все это абсолютно необходимо.
Даже пользуясь словом „двоемыслие“, необходимо прибегать к двоемыслию.
Ибо, пользуясь этим словом, ты признаешь, что мошенничаешь с действительностью; еще один акт двоемыслия — и ты стер это в памяти; и так до бесконечности, причем ложь все время на шаг впереди истины.
В конечном счете именно благодаря двоемыслию партии удалось (и кто знает, еще тысячи лет может удаваться) остановить ход истории.»

Всем, кто в советской школе получил"самое лучшее в мире образование" эти строчки Багрицкого, исключительно любимого комсомольскими романтиками одессита, так или иначе запомнились.

Но если он скажет: "Солги",- солги.
Но если он скажет: "Убей",- убей.

Эта максима осталась в голове как символ и мера преданности революционера.

А кто этот "он", который отдает приказы? - не очень-то и задумывались. Кто-то, кто имеет право, кто-то,поставленный над.

В самом стихотворении речь идет о Дзержинском, но не настоящем, а явившемся герою в горячечном бреду. В таком же смещенном, бредовом масштабе рисуется и вся ситуация в воюющей стране, однако заканчивается поэтическое повествование конкретно - выздоровлением и походом "в клуб, где нынче доклад и кино,
Собранье рабкоровского кружка."

Конечно, все эти детали ни у кого в голове не сохранились, только рубленное двустишие, последнюю рифму которого - "убей" - Эренбург вобьет следующему поколению в мозг, тысячекратно повторив в своих призывах на разные лады, но с неизменным адресатом - немцем.

Позднее формула опять видоизменится и дойдет до наших дней в форме - "убей фашиста". Эта форма просто идеальна - потому что в капсулу "фашиста" можно вложить в прямом смысле слова кого угодно, и с какой угодно частотой менять содержимое этой капсулы.
Методика отработана.

При этом первая часть формулы - "солги" - сама собой подразумевается, она не случайно находится в сцепке со вторым. Ведь речь заведомо идет не об открытом противостоянии, не о поединке - а об убийстве.

Поединок никак не был убийством, он был состязанием. Поединок не требовал лжи, напротив, он был даже формой выявления лжи - вспомним "божий суд", суд поединком, дуэль. Убийство - это нечто другое, даже узаконенное "революционной моралью", оно остается преступлением, рука об руку с которым идет ложь.

Но сегодня и ложь пытаются узаконить - уже снимается фильм про 28 панфиловцев, о том, что история их подвига высосана из пальца от начала и до конца известно всем - но создателей мифа это не смущает ничуть. Прошлое в очередной раз стерто и переписано.