Оригинал взят у ![]()
kaminecв "Как и Корнилов, Хольмстон командовал добровольцами, уверенно спасавшими национальную честь России"
Анатолий Стенрос
Газета «Наша Страна» Буэнос Айрес №1228, вторник, 4 сентября 1973 года, с.1.
Не стрелять, здесь русский генерал! - раздалось по-немецки 2-го мая 1945 года средь снежной метели на границе Лихтенштейна, маленького, но независимого европейского государства.
В истории княжества, вторжение чужеземцев было первым, а в истории всеобщей, едва ли не единственным по своим целям: солдаты вторглись в полном боевом порядке для интернирования, оказавшегося не более легким, чем отражение неожиданных вторженцев, и по одной и той же причине: у самого княжества, в течение целого столетия уже не было ни одного солдата. Это недоразумение сгладилось любезной готовностью: вторженцев разоружиться собственными средствами.
Русским генералом был генерал-майор Смысловский-Хольмстон, командующий 1-ой Национальной Русской Армией, численно подобной Добровольческой Армии: генералов Алексеева и Корнилова, а по духу и принятой на себя исторической роли, с Добровольческой армией еще более схожей. Как и Корнилов, Хольмстон командовал добровольцами, не рассчитывавшими на освобождение России собственными силами, но уверенно спасавшими ее национальную честь и готовыми скорее умножить могилы корниловцев, чем уступить хоть один седой волос этой чести покусившемуся на нее врагу; врагу небывалому, диковинному по мерзости и кровожадности.
Он навис уже над проданной Европой и через несколько дней оскаленного зверя объявят победителем. Его неутолимая мстительность получит щедрую добычу, в том числе остатки национальной русской армии, хоть небольшой, но особо лакомый трофей. Все русские, ускользнувшие, было, из коммунистической петли, предусмотрительно обречены на возвращение. О них никто не подумает, ни позаботится, теперь им некуда деваться, у них нет друзей, а злорадных недругов достаточно для оправдания самых худших опасений.
В послевоенной истории расчетливой подлости, какой отплатили русскому народу за принесенные им жертвы союзники его внутреннего врага, в этой тёмной истории два имени всегда будут маяками для идеалистов, блуждающих в море, отравленном нечистой совестью. Два имени - Хельмут фон Паннвиц и Борис Смысловский-Хольмстон; два генерала, в противоположность Наполеону, никогда не покидавшие в беде своих солдат. Первый отказался остаться в Германии и с подчиненными ему казаками пошел на заведомую смерть в СССР. Второй, без сомнения, поступил бы так же, если б не сумел спасти добровольцев, но он их спас. Спас всех тех, кто и ему остался верен до конца. Всех, до одного. И только тогда сошел с эшафота, как с капитанского мостика тонущего корабля. последним.
Завершению подвига предшествовало преодоление огненной Сциллы войны и леденящей Харибды большевизма. Под водительством генерала Хольмстон утлый чёлн Первой Национальной Русской Армии по этой исторической быстрине промчался смело и прямолинейно, с гордо развевавшимся трехцветным флагом, ни разу не погрузившимся в политическую муть.
Военная карьера Б. А. Смысловского моментами драматична. Гвардейский офицер с высшим образованием, свободно владеющий европейскими языками, участник Белого Движения, непоколебимый антикоммунист, Борис Алексеевич пользовался полным доверием высшего немецкого командования, но будучи откровенным российским патриотом, навлек на себя подозрения гитлеровцев, в конце концов, добившихся его ареста. Полугодовое следствие обнаружило лишь то, что по скромности подследственного прежде оставалось в тени. И результатом следствия было не предание суду, а повышение в чине, расширение полномочий и награждение высоким военным орденом.
В поведении и деятельности генерала Хольмстон бросается в глаза какая-то фанатическая порядочность. В наше лукавое время, когда не только без обмана не продашь, но без продажи и не обманешь, российский офицер, в обстановке политического взаимонедоверия, отвергая дипломатические ухищрения, действуя напрямик, как говорится, с открытым забралом, достигал поставленных целей быстрее и успешнее, чем те же цели преследовались и достигались другими по-другому. Армия генерала Хольмстон, как и армия генерала Корнилова, еще не была армией в строгом смысле слова, но зародышем настоящей армии уже была и не вина генерала в том, что эту настоящую, безоговорочно русскую армию создать он не успел. А в том, что создать её он был способен, не позволяют сомневаться мужество, настойчивость и мастерство, с какими он вывел антикоммунистическое своё ополчение из коммунистической западни; спасти солдат было труднее, чем объединить их под русским знаменем.
О том, как спас их генерал Хольмстон при рыцарском содействии Князя Лихтенштейн и Княгини, и правительства княжества, и его малочисленного, но высоконравственного населения, повествует на немецком языке подробно и добросовестно доктор К. Гримм в документально отчетной книге «интернированные русские в Лихтенштейне». Из неё мы узнаём, что в годы разгула советских военных миссий и репатриационных комиссий, при содействии мировой демократии вернувших Сталину на муки и смерть свыше шести миллионов «врагов народа» не только из побежденных стран, но и таких, как Франция, Голландия, Дания, Бельгия, Швеция, Норвегия, Финляндия, и даже Северная Америка, миниатюрная монархическая страна, безоружная, беззащитная, приняла под свою защиту и защитила без чьей либо помощи, сама, четыре сотни антикоммунистов от наглых посягательств избалованных террористов, не встречавших уже нигде отпора, ни отказа.
Впущенным в Лихтенштейн чекистам было позволено только уговаривать разоруженных солдат. Как обычно, какая то их часть не нашла в себе достаточной твердости для отпора и на возвращение согласилась, но остальные четыреста коротко заявили, что живыми не дадутся.
По отношению к правительству Лихтенштейна применялись все меры советского воздействия, от дипломатического шантажа до угрозы военной интервенцией, но на все требования насильственной выдачи «преступников» чекисты получали только согласие судить преступников, да и то если предъявляемые обвинения будут доказаны и окажутся соответствующими определениям лихтенштейнского законодательства. То есть, по сути, получали отказ.
Защита иностранных беженцев беззащитным государством - явление для нашего времени совершенно необычное и уж во всяком случае, героическое. Какая уверенность могла быть у страны. с десятитысячным безоружным народом, что несколько десятков вооруженных разбойников «неизвестной национальности» не спустятся для физической расправы с непокорными властями и не погрузят на пяток транспортных самолётов за один раз всех «преступников», чтобы унести их из обезглавленной страны «в неизвестном направлении?» Кто бы этому помешал? Кто бы посмел возвысить голос против прокуроров и судей нюрнбергского процесса?
Из книги мы узнаем, что напряжение в стране и душевная пытка четырехсот травимых русских людей продолжались, без малого, год. В течение этого года и всего последующего срока пребывания беженцев в Лихтенштейне, заботами княжеской Семьи (как некогда наша государыня с дочерьми во время войны, так и Княгиня Георгина с дочерьми не гнушались никакой работой по устройству интернированных), правительства, Красного Креста, благотворительных организаций и частных лиц, в особенности, крестьян, беженцы были досыта накормлены, обеспечены теплым кровом, одеждой, книгами, медицинским обслуживанием и даже музыкальными инструментами.
Книга повествует о сердечности крестьян, предлагавших укрыть беженцев у себя или в обход законов дать им возможность скрыться самим. Они писали членам правительства - «нужно слушать Бога, а не людей!» Они не знали, что ни одно из сопредельных стран не отказалось бы выдать беглецов советчикам. Кстати, генерал Хольмстон с супругой и штабными помощниками мог в любой момент ретироваться в безопасные края, но он это сделал только через два с половиной года, то есть, после того, как в Лихтенштейне не осталось никого из его подчиненных.
Отъезд советской миссии только облегчил душевное состояние интернированных, но не обеспечил их безопасности; их нужно было переселить за океан. Но и согласие президента Перона принять 24.000 русских Ди-Пи, в ответ на хлопоты генерала Хольмстон, дела до конца еще не решало: на переезд нужны были деньги из расчета 1.300 франков за каждого переселенца. Благотворительный сбор составил 70.000, нехватало около 450.000. По ходатайству генерала Хольмстон и распоряжению Князя, казначейство Лихтенштейна выдало эти деньги в качестве долгосрочного кредита, без малейшей надежды получить их когда-нибудь назад. Однако, правительство канцлера Аденауэра оказалось тоже на высоте и в три приема, к 1956 году‚ погасило этот долг, то есть, сделало для русских, бежавших из Германии, то единственное, что могло сделать правительство побежденной страны.
Перед исходом из Германии, генерал Хольмстон предложил командованию 3-тьей дивизии РОА объединиться, но оно предпочло выполнять позорный приказ, ложно рассчитанный на сталинское снисхождение, и продолжало марш на Прагу, с целью ее «освобождения от фашистских захватчиков», то есть, для того, чтобы воткнуть в спину смертельно раненой армии, от неё же полученный нож...
Род Смысловских сыздавна завоевал в русской истории репутацию доблестных защитников нашего Отечества. Так пишет и Солженицын в книге «Август Четырнадцатого». Один из современных представителей этого рода наследовал Белую идею Первого Кубанского похода и оставил на сохранение трехцветное русское знамя в музее маленького княжества с большим сердцем.
Генерал-майор Борис Алексеевич Смысловский-Хольмстон запечатлелся в нашем столетии, как один из самых жертвенных ревнителей воинской чести гордой императорской России. Он во всем остался верен ей и благородным традициям его предков.
А. Макриди.
kaminecв "Как и Корнилов, Хольмстон командовал добровольцами, уверенно спасавшими национальную честь России"ДОСТОЙНЫЙ ДОСТОЙНЫХ
Анатолий Стенрос
Газета «Наша Страна» Буэнос Айрес №1228, вторник, 4 сентября 1973 года, с.1.
Не стрелять, здесь русский генерал! - раздалось по-немецки 2-го мая 1945 года средь снежной метели на границе Лихтенштейна, маленького, но независимого европейского государства.
Перед пограничным постом остановилась вереница грузовиков с солдатами и оружием. Пограничники и не думали стрелять; за несколько часов до того, они получили приказ пропустить колонну и облепленные мокрым снегом русские солдаты, офицеры, несколько женщин и детей, общим числом в пятьсот человек, медленно втянулись в нейтральное государство, спасаясь от победителей страны, позволявшей участвовать в борьбе с общим врагом.
В истории княжества, вторжение чужеземцев было первым, а в истории всеобщей, едва ли не единственным по своим целям: солдаты вторглись в полном боевом порядке для интернирования, оказавшегося не более легким, чем отражение неожиданных вторженцев, и по одной и той же причине: у самого княжества, в течение целого столетия уже не было ни одного солдата. Это недоразумение сгладилось любезной готовностью: вторженцев разоружиться собственными средствами.
Русским генералом был генерал-майор Смысловский-Хольмстон, командующий 1-ой Национальной Русской Армией, численно подобной Добровольческой Армии: генералов Алексеева и Корнилова, а по духу и принятой на себя исторической роли, с Добровольческой армией еще более схожей. Как и Корнилов, Хольмстон командовал добровольцами, не рассчитывавшими на освобождение России собственными силами, но уверенно спасавшими ее национальную честь и готовыми скорее умножить могилы корниловцев, чем уступить хоть один седой волос этой чести покусившемуся на нее врагу; врагу небывалому, диковинному по мерзости и кровожадности.
Он навис уже над проданной Европой и через несколько дней оскаленного зверя объявят победителем. Его неутолимая мстительность получит щедрую добычу, в том числе остатки национальной русской армии, хоть небольшой, но особо лакомый трофей. Все русские, ускользнувшие, было, из коммунистической петли, предусмотрительно обречены на возвращение. О них никто не подумает, ни позаботится, теперь им некуда деваться, у них нет друзей, а злорадных недругов достаточно для оправдания самых худших опасений.
В послевоенной истории расчетливой подлости, какой отплатили русскому народу за принесенные им жертвы союзники его внутреннего врага, в этой тёмной истории два имени всегда будут маяками для идеалистов, блуждающих в море, отравленном нечистой совестью. Два имени - Хельмут фон Паннвиц и Борис Смысловский-Хольмстон; два генерала, в противоположность Наполеону, никогда не покидавшие в беде своих солдат. Первый отказался остаться в Германии и с подчиненными ему казаками пошел на заведомую смерть в СССР. Второй, без сомнения, поступил бы так же, если б не сумел спасти добровольцев, но он их спас. Спас всех тех, кто и ему остался верен до конца. Всех, до одного. И только тогда сошел с эшафота, как с капитанского мостика тонущего корабля. последним.
Завершению подвига предшествовало преодоление огненной Сциллы войны и леденящей Харибды большевизма. Под водительством генерала Хольмстон утлый чёлн Первой Национальной Русской Армии по этой исторической быстрине промчался смело и прямолинейно, с гордо развевавшимся трехцветным флагом, ни разу не погрузившимся в политическую муть.
Военная карьера Б. А. Смысловского моментами драматична. Гвардейский офицер с высшим образованием, свободно владеющий европейскими языками, участник Белого Движения, непоколебимый антикоммунист, Борис Алексеевич пользовался полным доверием высшего немецкого командования, но будучи откровенным российским патриотом, навлек на себя подозрения гитлеровцев, в конце концов, добившихся его ареста. Полугодовое следствие обнаружило лишь то, что по скромности подследственного прежде оставалось в тени. И результатом следствия было не предание суду, а повышение в чине, расширение полномочий и награждение высоким военным орденом.
В поведении и деятельности генерала Хольмстон бросается в глаза какая-то фанатическая порядочность. В наше лукавое время, когда не только без обмана не продашь, но без продажи и не обманешь, российский офицер, в обстановке политического взаимонедоверия, отвергая дипломатические ухищрения, действуя напрямик, как говорится, с открытым забралом, достигал поставленных целей быстрее и успешнее, чем те же цели преследовались и достигались другими по-другому. Армия генерала Хольмстон, как и армия генерала Корнилова, еще не была армией в строгом смысле слова, но зародышем настоящей армии уже была и не вина генерала в том, что эту настоящую, безоговорочно русскую армию создать он не успел. А в том, что создать её он был способен, не позволяют сомневаться мужество, настойчивость и мастерство, с какими он вывел антикоммунистическое своё ополчение из коммунистической западни; спасти солдат было труднее, чем объединить их под русским знаменем.
О том, как спас их генерал Хольмстон при рыцарском содействии Князя Лихтенштейн и Княгини, и правительства княжества, и его малочисленного, но высоконравственного населения, повествует на немецком языке подробно и добросовестно доктор К. Гримм в документально отчетной книге «интернированные русские в Лихтенштейне». Из неё мы узнаём, что в годы разгула советских военных миссий и репатриационных комиссий, при содействии мировой демократии вернувших Сталину на муки и смерть свыше шести миллионов «врагов народа» не только из побежденных стран, но и таких, как Франция, Голландия, Дания, Бельгия, Швеция, Норвегия, Финляндия, и даже Северная Америка, миниатюрная монархическая страна, безоружная, беззащитная, приняла под свою защиту и защитила без чьей либо помощи, сама, четыре сотни антикоммунистов от наглых посягательств избалованных террористов, не встречавших уже нигде отпора, ни отказа.
Впущенным в Лихтенштейн чекистам было позволено только уговаривать разоруженных солдат. Как обычно, какая то их часть не нашла в себе достаточной твердости для отпора и на возвращение согласилась, но остальные четыреста коротко заявили, что живыми не дадутся.
По отношению к правительству Лихтенштейна применялись все меры советского воздействия, от дипломатического шантажа до угрозы военной интервенцией, но на все требования насильственной выдачи «преступников» чекисты получали только согласие судить преступников, да и то если предъявляемые обвинения будут доказаны и окажутся соответствующими определениям лихтенштейнского законодательства. То есть, по сути, получали отказ.
Защита иностранных беженцев беззащитным государством - явление для нашего времени совершенно необычное и уж во всяком случае, героическое. Какая уверенность могла быть у страны. с десятитысячным безоружным народом, что несколько десятков вооруженных разбойников «неизвестной национальности» не спустятся для физической расправы с непокорными властями и не погрузят на пяток транспортных самолётов за один раз всех «преступников», чтобы унести их из обезглавленной страны «в неизвестном направлении?» Кто бы этому помешал? Кто бы посмел возвысить голос против прокуроров и судей нюрнбергского процесса?
Князь и Его правительство не могли этого не понимать…
Из книги мы узнаем, что напряжение в стране и душевная пытка четырехсот травимых русских людей продолжались, без малого, год. В течение этого года и всего последующего срока пребывания беженцев в Лихтенштейне, заботами княжеской Семьи (как некогда наша государыня с дочерьми во время войны, так и Княгиня Георгина с дочерьми не гнушались никакой работой по устройству интернированных), правительства, Красного Креста, благотворительных организаций и частных лиц, в особенности, крестьян, беженцы были досыта накормлены, обеспечены теплым кровом, одеждой, книгами, медицинским обслуживанием и даже музыкальными инструментами.
Книга повествует о сердечности крестьян, предлагавших укрыть беженцев у себя или в обход законов дать им возможность скрыться самим. Они писали членам правительства - «нужно слушать Бога, а не людей!» Они не знали, что ни одно из сопредельных стран не отказалось бы выдать беглецов советчикам. Кстати, генерал Хольмстон с супругой и штабными помощниками мог в любой момент ретироваться в безопасные края, но он это сделал только через два с половиной года, то есть, после того, как в Лихтенштейне не осталось никого из его подчиненных.
Отъезд советской миссии только облегчил душевное состояние интернированных, но не обеспечил их безопасности; их нужно было переселить за океан. Но и согласие президента Перона принять 24.000 русских Ди-Пи, в ответ на хлопоты генерала Хольмстон, дела до конца еще не решало: на переезд нужны были деньги из расчета 1.300 франков за каждого переселенца. Благотворительный сбор составил 70.000, нехватало около 450.000. По ходатайству генерала Хольмстон и распоряжению Князя, казначейство Лихтенштейна выдало эти деньги в качестве долгосрочного кредита, без малейшей надежды получить их когда-нибудь назад. Однако, правительство канцлера Аденауэра оказалось тоже на высоте и в три приема, к 1956 году‚ погасило этот долг, то есть, сделало для русских, бежавших из Германии, то единственное, что могло сделать правительство побежденной страны.
Перед исходом из Германии, генерал Хольмстон предложил командованию 3-тьей дивизии РОА объединиться, но оно предпочло выполнять позорный приказ, ложно рассчитанный на сталинское снисхождение, и продолжало марш на Прагу, с целью ее «освобождения от фашистских захватчиков», то есть, для того, чтобы воткнуть в спину смертельно раненой армии, от неё же полученный нож...
Род Смысловских сыздавна завоевал в русской истории репутацию доблестных защитников нашего Отечества. Так пишет и Солженицын в книге «Август Четырнадцатого». Один из современных представителей этого рода наследовал Белую идею Первого Кубанского похода и оставил на сохранение трехцветное русское знамя в музее маленького княжества с большим сердцем.
Генерал-майор Борис Алексеевич Смысловский-Хольмстон запечатлелся в нашем столетии, как один из самых жертвенных ревнителей воинской чести гордой императорской России. Он во всем остался верен ей и благородным традициям его предков.
А. Макриди.