

христианство и политика
И дано ему было вложить дух в образ зверя так, чтобы образ зверя и заговорил и сделал, чтобы все, которые не поклонятся образу зверя, были убиты.
Откр.13:15
Христианин и звериное царство политики
Я привык относиться к политике как к жутковатому и косматому зверю, от которого лучше держаться подальше. Если это существо на тебя обратит внимание - ничего хорошего не жди. Поэтому желательно не заходить на территорию, которую этот зверь пометил и считает своей: он может стать агрессивным и опасным. А у меня есть своя лучшая территория - моя вера, касающаяся моей личной духовной жизни. Пока зверь туда не сунет свою лапу, можно жить спокойно, платя налоги и соблюдая Уголовный кодекс. Примерно так я думал многие годы. Но позже, не без влияния некоторых исследователей Нового Завета, я пришёл к выводу, что эта картина ущербна и однобока: от политики христианину никуда не деться. Я не вправе предоставить зверю его территорию, потому что она ему вовсе не принадлежит и потому что Бог через нас, христиан, желает предъявить на неё Свои законные права. Эта мысль меня расстраивает и даже пугает, но ничего не поделаешь, коль скоро так это понимали авторы Евангелий, апостол Павел и первые христиане, а мыслили они так по причине креста и воскресения. Хотя раньше при чтении Нового Завета я этого в упор не замечал, чему виной не только моя (не знаю, врождённая или приобретённая в брежневские времена) аполитичность, но и слепые пятна современной культуры, появившиеся в истории сравнительно недавно.
Для начала стоит вспомнить о том, что самая первичная и чистая форма контакта христианства с политикой - это гонения.Лишь позже в истории появились разнообразные попытки диалогов, симфоний и незавершённых этюдов или вариаций на ту же тему. Но этот вопрос, похоже, остаётся неразрешённой проблемой, во всяком случае - для меня.
Я имел честь знать одну святую женщину, православную христианку Марию Витальевну, которая при Сталине сидела в лагерях за веру. Когда мы познакомились, ей было уже около восьмидесяти. Не могу забыть один её рассказ. В молодости она училась в институте в Ленинграде и жила своей верой, а политикой ни капли не интересовалась. Однажды её, случайно проходившую мимо, буквально затащили в аудиторию, где проходило истерическое собрание по поводу одного из первых показательных процессов - "дела Промпартии". Подобные собрания шли тогда повсеместно: культ вождя требовал кровавых жертвоприношений при участии населения. Ведущая доложила собравшимся о кошмарных замыслах разоблачённых врагов народа и заявила, что студенты должны потребовать для них смертной казни. "Итак, голосуем за смертную казнь! Единогласно!" Поднимать руки при этом никого даже и не просили. Мария Витальевна вспоминала, как растерянно на несколько секунд задумалась: "Единогласно? Это значит, и мой голос там тоже посчитали?" И она вынуждена была встать и сказать, что не согласна. После чего поднялся большой шум и её вскоре выгнали из института. Меньше всего на свете она стремилась совершать "политические акции", но тут просто не смогла поступить иначе.
Подобные поступки неотделимы от веры во Христа. И в самом деле, если вспомнить о зарождении христианства: много ли мы знаем основателей других мировых религий, которых бы (как и почти всех их ближайших последователей) убили власти? И чем это объяснить?
Новый Завет как динамит для империи
Вообразим себе жителя Римской империи первого века нашей эры, впервые столкнувшегося с текстами Нового Завета. Он бы - в отличие от нас - сразу понял, что ему в руки попала ужасающая крамола. Даже по своему словарю.
Так, слово "евангелие" читателю греко-римского мира было хорошо знакомо - это радостная весть о победе кесаря или о том, что тот установил мир и безопасность во всей вселенной. В первом веке императора начали обожествлять. Умершего кесаря ожидало вознесение, что делало его преемника сыном божьим. Например, Август нашёл подходящую комету, чтобы объявить её душой своего приёмного отца Юлия Цезаря; на похоронах Тита из погребального костра был выпущен в небеса орёл, а чудотворец Веспасиан, умирая, промолвил: "Увы, кажется, я становлюсь богом". К новозаветным временам императорам поклонялись как божественным существам, особенно в восточной части империи, уже при жизни. Кесаря называли отцомотечества, спасителемвселенной и её господином (кириос = этим греческим словом христиане называли своего Господа). Список таких взрывоопасных пересечений терминов можно продолжить.
Тут необходимо сделать важную оговорку: я вовсе не хочу сказать, что христиане изначально позаимствовали свои образы и слова из культа императоров - да не будет! Я лишь хочу показать, что их слова звучали крамольно и что авторы Нового Завета не могли того не понимать. Среди прочего, эти слова несли в себе и политический вызов: у мира уже есть подлинный Господин и Царь, а это значит, что кесарь - просто Его обезьяна и самозванец. И человек, услышавший это известие, услышавший такое альтернативное евангелие, должен сделать выбор относительно своего подданства.
Читая Новый Завет, стоит помнить ещё одну важную вещь: сначала слово "христос" (тут я его намеренно пишу с маленькой буквы) было не именем собственным, как мы его автоматически воспринимаем, а мессианским титулом, то есть титулом царским. Вероятно, этот титул ничего не говорил язычнику, незнакомому с иудаизмом, но зато он был прозрачным для жителя Палестины. И не мог не казаться угрозой для властей. Так, слова волхвов о родившемся Царе и страх перед неведомым претендентом на престол заставили Ирода Великого убивать младенцев. И те же опасения вынудили Пилата, который не нашёл в Иисусе из Назарета вины, отдать приказ о Его распятии. "Иудеи закричали, говоря: если ты Этого отпустишь, ты не друг кесарю. Всякий, делающий себя царём, восстаёт против кесаря" (Ин 19:12).
Или возьмём апостола Павла: он получал удары палками и бичами и постоянно сидел в тюрьмах отнюдь не за отвлечённые богословские мнения. Его появление часто порождало экономические проблемы: так, ремесленники при храме Артемиды испугались, что останутся без работы (Деян 19), а когда апостол исцелил служанку-прорицательницу, он лишил её хозяев привычного дохода - и тем навлёк на себя преследования (Деян 16). И его боятся власти - им действительно было чего бояться. Это толково объясняет толпа, говоря городским начальникам Фессалоник о Павле и его спутнике Силе: "Эти люди, возмутившие вселенную, вот они и здесь! … И все они поступают против повелений Кесаря, называя царём другого, Иисуса" (Деян 17:6-8). И толпа по-своему права. Царство, которое провозглашает Павел, - это действительно альтернатива империи.Подобная вера в Царство Божие в Палестине толкала ревнителей-зилотов на восстания против Рима под девизом: "У нас нет царя кроме Бога". Восстание Павла, разумеется, совсем не похоже на вооружённый заговор, тем не менее, это настоящее восстание против реально существующего - и притом дурного - порядка вещей, против начал и властей мира сего.
Корень религиозной аполитичности
Почему же современные люди, читая Новый Завет, как правило, этого не замечают, разве что в Африке и Латинской Америке? Изначально все религии: и языческие, и иудаизм, и христианство - имели прямое отношение к политике. Не менее, чем современный ислам. Так было и в Византии, и в средневековой Европе, и даже в начале Реформации. Развод религии и политики произошёл - если думать в масштабах истории Церкви - совсем недавно, только в эпоху Просвещения, и стал неосознанной аксиомой для современного человека.
Опиум для души. Воскресение тела
Вот одна реальная история, подобная яркой притче. 1974 год, диктаторский режим в Чили, в соборе проповедует приехавший из другой страны архиепископ. Снаружи у двери стоит следящий за порядком военный с автоматом, который спрашивает выходящего журналиста: "О чём он там говорит? Нео политике? Ему надо говорить о душе, а политика (похлопывает свой автомат) - это наше дело".
Какая религия удобна кесарям? Покладистая и которая не лезет "не в свое дело". Пускай верующие говорят о душе, о внутренней жизни; пускай обсуждают свои догматы и каноны и совершают богослужение. Чем вера духовнее и небеснее - в смысле, отвлечённее от жизни, - тем государству спокойнее. Вы, дескать, себе молитесь и спасайтесь, а мы тем временем займёмся своими делами: будем воевать и торговать, казнить и распределять деньги по нашему усмотрению. Марксисты и критики христианства повторяют, что вера в загробную жизнь была на руку эксплуататорам, потому что помогала держать народ в пассивном повиновении и сохранять порядок вещей. Может быть, это верно в отношении некоторых дуалистичных и эскапистских религий, но это полная ложь, коль скоро речь идёт о вере христиан в телесное воскресение мёртвых. Такая вера не поддерживает существующий порядок, но его опрокидывает, "низлагая сильных со престолов". Вера в воскресение мёртвых появилась в Иудее во втором веке до нашей эры на фоне противостояния гонениям Антиоха Епифана, она вдохновляла евреев на отчаянное неповиновение властям. И дело не только в том, что она позволяла мученикам не бояться смерти. Вера в воскресение утверждала - и продолжает утверждать сегодня, - что Бог заботится о Своём мире и хочет вернуть его Себе, а Его верные участвуют в этой схватке. Саддукеи отрицали относительно новую веру в воскресение, и современный читатель ошибочно видит в них скептических "либералов" и "модернистов". Это обман восприятия: на самом деле, они были консерваторами, погрязшими в компромиссах с римскими оккупантами и заботящимися о сохранении статус-кво, в отличие от фарисеев. Вера в воскресение делала последних оппозиционерами и порождала антиримские восстания.
Та же вера заняла ещё более важное место в жизни первых христиан, которые знали, что в одном случае воскресение уже совершилось. Она позволяла хранить лояльность Иисусу Царю крепче, нежели кесарю. Именно воскресение Христа делало Его Господином всей вселенной. Не только Господом для частной религии сердца отдельных избранных, не только Господином за гробом, но Владыкой всех сторон жизни человека как на небе, так и на земле.
Римская империя знала множество разных увлекательных религий и философских спекуляций о душе после смерти, которые нисколько не мешали властям жить и делать, что они хотели. Учение Платона и стоиков или вера гностиков в искру божию, которая освободится из этого мерзкого мира, - всё это очень духовно и далеко от земли. За это не преследовали, потому что такие дуалистические мировоззрения заставляли равнодушно относиться к войне, торговле, социальной несправедливости или культу идолов. Но те же "веротерпимые" римские власти чувствовали опасность, когда сталкивались с верой в телесное воскресение.
На имперской службе
Но ещё приятнее империи превратить веру в подручное средство для проведения своей политики - неважно, травоядной или хищной. И кажется, это вечное бедствие Православия, где так называемое сергианство началось за тысячу с лишним лет до несчастного митрополита Сергия. Вот и сегодня мы слышим, что Церковь должна решить проблему преступности, повысить рождаемость, поднять боевой дух воинских подразделений или даже помочь водителям соблюдать правила дорожного движения. Это уже бывало в истории сотни раз и ничего хорошего Церкви не приносило. Так, императорам начиная с Константина Великого требовалось единство веры по всей империи. Поэтому они иногда поддерживали ортодоксию, а иногда ереси - лишь бы все верили одинаково. Так, Пётр Первый предписал иереям доносить на вольнодумцев и раскрывать заговоры - тот вопиющий факт, что при этом священника обязывали нарушать тайну исповеди, императора и верную ему архиерейскую команду не волновал. Это ситуация, когда "соль теряет силу", - после чего само государство вскоре выбрасывает её вон как негодное средство.При этом Церковь совершенно не уважают те самые люди, которые ее используют для "работы с населением". Чтобы участвовать в делах государства, Церковь должна оставаться независимой, только тогда она вправе высказываться по общественным вопросам и только тогда ее голос будет звучать со властью. Тут показательны жития трёх великих монахов, живших в разные периоды русской истории: Феодосия Печерского, Сергия Радонежского и Серафима Саровского. Первые двое имели своё публичное лицо на политической арене и порой решительно противостояли князьям. Мнения же преподобного Серафима относительно общественной жизни практически никого не интересовали - хотя бы и самого мелкого чиновника. Ему задавали только вопросы о приватной духовности. Это объясняется всё тем же: преподобный жил в синодальный период, который тоже был плодом эпохи Просвещения.
Игры в Третий Рим
Но, может быть, ситуация радикальным образом меняется, когда на троне сидит не языческий кесарь, но православный монарх или президент? В истории Церкви между первыми гонениями на христиан и отделением церкви от государства лежат многообразные попытки синтеза, попытки установить гармонию между зверем и Агнцем. После Миланского эдикта и прихода к власти Константина Великого ягнёнок попытался мирно полежать рядом с волком, изображая возврат к райскому состоянию. Действительно, хищные звери в присутствии святых порой ведут себя мирно. И такая дружба часто приносила благие плоды. Даже сам тот факт, что государственная идеология имела альтернативу в виде Церкви, нёс в себе великую свободу человеку. Но одна беда: имперский зверь в любую нужную минуту вспоминал о своей хищной природе и мог напомнить епископам, как это сделал один крещёный кесарь: “Моя воля есть канон”. Император дирижировал на церковных соборах, ставил и низвергал патриархов и поддерживал догматы с помощью силы - притом нередко догматы еретические. На практике эта неустойчивая система постоянно склонялась к цезаропапизму: и в Византии, и на Руси, особенно после её москвизации. Чем всё это кончилось, мы знаем: строили Третий Рим, а получилась, как всегда, Вавилонская башня.
И эта башня развалилась с шумом. Осталась немощная империя РФ, которая имеет свой культ в секулярной одежде - патриотизм. Культовый патриотизм не имеет отношения к здоровой любви к родному дому. Он подобен имперскому культу римлян первого века, то есть содержит идолопоклонство перед силой, нацией и богом войны. И я часто сомневаюсь: не становятся ли служители церкви, щедро раздающие благословения при таких церемониях, участниками языческого культа зверя?Конечно, подобная модель отношений имеет за собой старинную традицию, но у нас есть и традиция противостояния властям: Афанасий Великий и Иоанн Златоуст, уже упомянутый Феодосий Печерский или митрополит Филипп.
Как бы там ни было, модель Третьего Рима уже была опробована и показала себя недееспособной. Это уже было и прошло. Так что деятельность сегодняшних поклонников Византии напоминает мне игры толкиенистов, разве что во втором случае в них играют люди несколько помоложе.
В белом венчике из роз
Тогда, может быть, сегодня христиане должны голосовать за демократию, выходить на марши протеста и устраивать революции ради угнетённых? Почему бы и нет? Такая позиция широко распространена в Латинской Америке - это так называемая "теология освобождения". Её сторонники - иногда самоотверженные герои, готовые рискнуть своей жизнью, - в чём-то правы. Они напоминают нам, что Церковь стоит на стороне обездоленныхи что христианство сопряжено с риском. Но у них есть одна фатальная беда: Маркс там сильно заслоняет Христа, и тогда эта деятельность становится просто борьбой за права угнетённых. Стоит ли называть её христианством? Тут также соль моментально теряет силу, остаётся одна лишь чистая классовая борьба. В Православной же традиции в силу многовекового цезарепапизма церковь во многом утратила социальную чувствительность, несмотря на пламенные призывы Иоанна Златоуста, и это повлекло за собой наказание. Социальная справедливость, оставленная без внимания христианами, стала темой жизни революционеров-безбожников.Неслучайно многие из них - если речь идёт о середине XIXвека - происходили из семинаристов, потерявших доверие к казённой церкви, но продолжавших черпать вдохновение в Евангелии. Постепенно дело дошло до 1917 года и террора большевиков. А сейчас вопрос социальной справедливости передан в руки коммунистов и демагогов-популистов.
Христианство воистину принесло в мир революцию, но очень специфичную. В частности, оно было и революцией против всех насильственных революций, а не только против империй. Когда Христос проповедовал, вокруг Него стояло немало популярных среди народа зилотов. И вряд ли националистам-зилотам нравилось слушать слова о любви к врагам или "подставь вторую щёку", хотя и тут речь идёт не о пассивном подчинении, но о парадоксальном асимметричном ответе на насилие. В этом смысле христианство действительно по ту сторону политики. Если под политикой понимать борьбу за власть и влияние, за контроль над людьми и ресурсами - то христианство не имеет ничего общего с политикой, это игра по совсем иным правилам. Но если политика - это взаимоотношения людей в обществе, то христианство глубоко политично. Христа не припишешь ни к одной готовой партии. Он отвергает и революционеров, и использование политического влияния - иначе Он бы пригласил стать учениками не галлилейских рыбаков, но Иосифа Аримафейского, Никодима и подобных им влиятельных и респектабельных людей. Он не призывает голосовать за определённую партию, за демократов или консерваторов, за национализм или за глобализацию. Его Царство распространялось без армии, завоеваний и капиталовложений. Но отказ от насилия и власти денег вовсе не тождественен аполитичности. Это альтернативная политика против шерсти зверя.
Не совсем утопия.
Что же из этого следует для нас? Прежде всего - что всё не так просто, как хотелось бы.
Легче понять, какие подходы христианина и Церкви к политической сфере ведут в тупики. Это две ложные позиции: язычество и дуализм.
Язычество - это обожествление того, чего обожествлять не стоит. Нация, империя, государева служба, культы личности, демократия, теократия, сила, мамона, классовая борьба - когда они становятся предметом идолопоклонства, они разрушают жизнь. Причем не только христианскую жизнь, но жизнь любого человека вообще. Потому что им приносятся жертвы, нередко - людские жизни. Тут отдельный христианин и Церковь должны говорить свое "нет".
Но есть и другая сторона медали, возможно, это реакция на язычество: дуализм. "Я проклинаю сей мерзкий мир, да сгорит он огнём, а сам духовно от него убегаю к высшему". Это аполитичность, которая соглашается передать "звериное царство" злым началам и силам и отряхнуть прах со своих ног. Но это предательство относительно Царства Божия.
Если же человек укоренён во Христе через Церковь, он волей-неволей становится как бы членом партизанской группы диверсантов, ведущей мирную войну против царства зверя. Эта группа не планирует, совершив переворот, заменить собой государство, она только напоминает властям об истинном Господине мира. Но не утопия ли это? Не совсем. В конце-то концов, христиане действительно победили Римскую империю без насилия и капиталов. Один чиновник, который не берёт взятки там, где все их берут, - делает сильное заявление без слов. Одна девушка, которая не поднимает руку, когда вся страна поднимает миллионы рук, - это сильная политическая акция. Если, скажем, 5% чиновников в насквозь коррумпированной организации перестают брать взятки, система сломается. Если бы таких девушек, как Мария Витальевна, в сталинское время было бы 5%, вся система могла бы сильно измениться - эти люди сильно подпортили бы имперский кровавый культ. Разумеется, властям эти вещи вероятнее всего не понравятся, и они захотят наказать несогласных. Кажется, тут лежит ещё одна причина, почему эту тему трудно додумать до конца. Причина весьма банальная, но весомая. Это - страх. Такая позиция рискованная. Она влечёт за собой наказания от внушающего страх зверя. Но кто сказал, что христианин должен жить без риска и без врагов? Конечно, когда власть способна хоть что-то услышать, лучше вести с ней мирный диалог. Но для этого необходима независимая позиция. Это как диалог послов - представителей иного государства.
И ещё одна важная вещь. Когда христианин отказывается участвовать в идолопоклонстве, он должен не проклинать, а утверждать на занятой идолами территории альтернативы. И тут адекватным ответом являются не слова, а жизнь по альтернативной модели, отражающей Царство Божие.Церковь - это и есть замысел Бога о жизни человека, какой она должна быть. Любая живая группа, даже самая крохотная, где есть любовь, справедливость, открытость, честность и смелость - это важная политическая модель для окружающего мира, это действительно соль земли.И это дорого стоит.